"Артуро Перес-Реверте. День гнева " - читать интересную книгу автора

общества: этот расстрига, вероотступник и предатель отчизны состоит на
жалованье у Франции. Былой якобинец, водивший знакомство с Маратом,
Робеспьером и мадам де Сталь, Марчена, которого побаиваются даже сами
обгаллившиеся, поставил свое умение приспосабливаться к любым
обстоятельствам, свой язвительный дар слова и брызжущее желчью перо на
службу империи. И в эти бурные мадридские дни, когда верхи колеблются,
пребывая в опасливых сомнениях и нерешительности, а низы кипят негодованием,
доходящим до бешенства, печатное слою - потоки слов, запечатленных
гутенберговым прессом в бесчисленных памфлетах, пасквилях, летучих листках,
брошюрах и газетах и читаемых в кофейнях, тавернах, распивочных, винных
погребках и на рынках перед дремуче невежественной, а часто и неграмотной
публикой, - оказывается боевым и чрезвычайно действенным оружием как в руках
Наполеона с Мюратом, устроивших, кстати, собственную типографию во дворце
Гримальди, так и в руках Верховной хунты, сторонников Фердинанда VII да и
его самого - молодого короля, особенно с тех пор, как он оказался в Байонне.
- А вот и наш дон Игнасьо!
- Мир вам, дети мои.
- Да здравствует король Фернандо!
- Верно, верно, да здравствует и да хранит его Господь! А теперь
давайте-ка посмотрим, что происходит.
Паства дона Игнасьо, облаченная в ворсистые грубошерстные плащи и шляпы
с опущенными полями, с узловатыми посохами в молодых крепких руках ждет его
у фонтана Марибланка. Короткая стрелка на часах колокольни Буэн-Сусесо еще
не коснулась цифры 8, а на Пуэрта-дель-Соль уже собралась тысячная туча
народу. В воздухе висит напряжение, но все настроены довольно миролюбиво.
Перелетают из уст в уста самые нелепые и вздорные слухи: дон Фернандо
наконец-то освобожден и вот-вот прибудет в Мадрид... дон Фернандо, чтобы
обмануть французов, женится на сестре Бонапарта. Тон задают, разумеется,
женщины, снующие в толпе, где представлены люди всякого сословия,
преобладает, однако, мадридское простонародье - чисперо и маноло из
кварталов Баркильо, Растро, Лавапьес, ремесленники, мастеровщина, мелкие
чиновники и мелочные торговцы, певчие, посыльные, слуги, нищие - а есть и
явно не здешние. Почти не заметно хорошо одетых господ и совсем ни одной
дамы, заслуживающей такого наименования и, значит, обращения: приличные люди
не любят толчеи и сутолоки и сидят по домам. Есть еще несколько студентов и
ватага мальчишек - уличных, разумеется. Жители окрестных домов, примыкающих
к площади, и с соседних улиц теснятся в воротах, на балконах, в окнах.
Военных не видно - ни испанских, ни французских, только двое часовых в
дверях почтамта да офицер на балконе. Кружат над площадью слухи, уснащенные
немыслимыми подробностями и преувеличениями:
- Есть новости из Байонны?
- Пока нет. Но я слышал, наш государь дон Фернандо бежал в Англию.
- Ничего подобного. Он направляется в Сарагосу.
- Чушь мелете.
- Чушь?! Головой ручаюсь! Да у меня шурин в Государственном совете.
Служит привратником.
Дон Инасьо издали замечает мелькнувшую в толпе сутану и тонзуру. Еще
один священник. Похоже, что в этот час только они двое представляют на
площади сословие духовенства, думает он и улыбается: и двоих-то много, если
вспомнить, с какой тончайше выверенной неопределенностью ведет себя