"Андрей Печенежский. Отравители змей" - читать интересную книгу автора

Анестезия (досадливо). В самом деле, Валериан Купидонович, вас пока не спрашивали, вот и помалкивайте...
Курицын. (заинтригованно). Значит ли это, что...
Отстоякин. Прости, Валериан, вторая желтая. Третьей не будет, будет удаление. Красная то есть...
Курицын усиленно глотает, пытается дышать глубоко и медленно, чтобы умерить дозу адреналина в крови.
Анестезия. Я бы с радостью, Постулат Антрекотович...
Отстоякин. Постик, Постя я...
Анестезия (откладывает штопку, замирает).Hе могу и все тут...
Отстоякин (благодушно). Ладно, Аниста, давай как можешь. Только не молчи, мне твой голос приятен.
Анестезия (берясь за иглу). Правда? Вот не знала, не догадывалась даже... Так я что хотела сказать? Ах да, про вечер этот... Hе подумайте чего дурного, но люди мы незамысловатые, живем ограниченно, ничего не сочиняем, без достойного партнера вам скоро наскучит, больно требовательная у вас натура. Отклика живого так и просит, так и просит...
Курицын (промозглым голосом). А все же, Постулат Антрекотович, любопытно знать, по какому праву...
Отстоякин (трогая Анестезию за локоть). Hу, скажи ему. Прямо на рожон лезет! Hу, выклянчит он красную <197> потом что? Апелляции пойдут, судейскую коллегию созывать, морока такая... Отошли его кашеварить, от греха подальше. Пусть нам кофейку замутит, без сахара. Я пью без сахара, диабет нам ни к чему. Пусть покашеварит, Аниста...
Анестезия (не поднимая глаз от штопки). Hе делайте вид, что ничего не слышали, Валериан Купидонович. Ступайте и замутите нам по чашечке кофе. И без дураков. И без сахара. Диабет нам ни к чему, инсулином потом всю жизнь колоться... Сделайте, Валериан, не жидитесь. Без глупостей только, ничего не подмешивайте. Сами знаете, что за это бывает... (Курицын безжалостно ухмыляется: ага, забоялись! Можно и замутить,<197> многообещающе объявляет он,<197> отчего же не замутить, если люди просят? Как ни в чем не бывало!..<197> жуткая мерцающая улыбка блуждает по его лицу, а глаза его сей момент готовы испепелить бесцеремонных попрателей законных прав и нажитых устоев,<197> нет, зря они в эти мгновенья манкируют его улыбкой и взглядом, уж они бы легко позаимствовали кое-что поучительное!..) Вот ваша пижамочка, Постулат Антрекотович. Видите, вот здесь я ее заштопала. А брюки вам починить не надо? Можно вас попросить не одеваться сразу? Hе часто случается наблюдать торс настоящего мужчины в интерьере.
Отстоякин (придирчиво оглядывает аккуратные стежки, пробует на разрыв, умудряется тут же подмахнуть рукавом у себя подмышками, наконец, благостно рыкает, говорит по-чебурашечьи). Мастерица! Золотая игла! Божественно! Такую хозяйку в доме держать <197> сущее блаженство! Дайте немедленно вашу руку, я ее сперва расцелую, а потом погадаю по линиям... Зачем стесняться, несравненная моя? Запечатлеть поцелуй благодарности <197> дело обычное. Все нормальные человеки так реагируют...
Курицын. Руку и только? Выше бери... (его не слышат).
Анестезия. Ой, что вы, что вы! Я гадалок терпеть не могу, Курицын вон сколько порывался, а я не хочу. Узнаешь все про будущее <197> и жить потом скучно.
Курицын. А кофейку замутить <197> это можно...
Отстоякин (рубашку пижамную бросает под стенку, начинает лежа, преодолевая неудобства, стягивать брюки). Как скажете, Анестезия Петровна. Гадания обождут, но давайте все-таки займемся чем-нибудь, пока помеха буйствует на экране. Давайте поиграем, я знаю тысячу игр и забавок, что душа пожелает, то и затеем. К чему душа потянется, тем и позабавимся...
Курицын (сглотнув и утершись). И чашечка крепкого кофе (щелкает пальцами). Человек! Два кофе покрепче, без сахара! Диабет нам ни к чему!
С поклоном, руки на груди, Владлен Купидонович пятится из спальни вон. Без сахара, без мышьяку, без дуста. Если же кто-либо окочурится от подозрений, то это личная забота каждого. А подан будет чистейший, без цикория, черный кофе,<197> внезапно привкус кислятины, ощутимо донимавший Владлена Купидоновича, уступает место желчной горечи. Вернее, сперва была лишь мягкая горчинка, подкисленная прежним ощущением. Такая неприметная поначалу, что называется, едва-едва, как будто он пригубил свежезаваренного, с пеночкой, кофе. Hа пробу.

IV. Игры надводных царств

Курицын идет на кухню, однако, проходя мимо комнаты девочек, зачем-то останавливается; вероятно, его внимание привлекли полоска света и голос старшей из погодок. Они всегда читают по очереди, одна читает, другая слушает, потом непременно обсудят прочитанное, случается, что и поспорят. Уровень развития у них одинаково высок, старшая постоянно подтягивает младшую, не позволяет той поддаваться расслабляющим соблазнам младшинства,<197> и правильно делает. Прелесть, а не девки,<197> Курицын, босоногий и беззвучный, замирает возле двери и прислушивается.
<197> Теперь я,<197> говорит младшая.
<197> Вот отсюда,<197> старшая, должно быть, передает ей книгу.<197> Я ногтем пометила.
<197> От <174>взрослых по обыкновению<175>? <197> уточняет младшая.
<197> Да, от <174>взрослых по обыкновению<175>...
<197> <174>Взрослых, по обыкновению, дома не было,<197> немножко нараспев, очень выразительно читает младшая.<197> Брат и сестра играли в куклы, когда внезапно послышался сокрушительный удар по крыше. Потом еще и еще.
Братец глянул в окно.
<197> Снег пошел,<197> сказал он сестренке радостно.<197> Слышишь?
Следующим ударом проломило крышу, в дом потянулся студеный ветер. Стали осыпаться оконные стекла, кухонная дверь под напором сквозняка хлопнула по косяку и раскололась. Дети сидели в обнимку, снегопад продолжал свою разрушительную работу.
<197> Вот и зима началась,<197> сказала сестренка, прислушиваясь к вою и грохоту.<197> Погулять бы на саночках...
<197> Это если дождемся папочку. Дом он заколотил, а инструмент унес,<197> братишка шмыгнул носом.
<197> Хорошо тебе, ты уже и насморк схлопотал,<197> сказала сестренка.
<197> Это не сопляки, это кровь,<197> сказал обиженно братец, утираясь обрубком руки.<197> Видишь какое оно красное?
<197> Хотела бы я увидеть хоть что-нибудь,<197> сказала сестрица.<197> Когда бы на прошлый день рождения не выплакала все глаза... я бы... мне бы...
<197> А новые уже никогда не вырастут,<197> утешил ее братец.<197> И в магазине не купишь, как говорила наша мамочка...<175>
<197> Дай мне,<197> просит старшая.<197> Hе жадничай.
<197> Я только-только зачиталась,<197> возражает младшая.
<197> Старших надо слушаться,<197> напоминает ей старшая.<197> Тебе еще надо поработать над интонацией. Ты берешь на полтона ниже, а тональность надо выдерживать. Иначе текст рассыпается.
Подслушивая, Владлен Купидонович испытывает двойственное чувство. С одной стороны, ему страшно неловко, ибо с младых ногтей он усвоил принцип неподслушивания-неподглядывания-неподчитывания, когда тот, за кем ты подглядываешь-подслушиваешь-подчитываешь, даже не догадывается, что за ним подчитывают-подслушивают-подглядывают. С другой стороны, Курицына подмывает сейчас же проверить свои познания по части отечественных и зарубежных авторов: ану как погодки начитаются и захотят потолковать с родителем на равных? Что же это такое? <197> мысленно бормочет Владлен Купидонович.<197> Hа Александр Сергеевича не похоже, слог не тот, и уж конечно, Михаил Юрьичем тут и не пахло. Николай Васильевич, пожалуй, мог бы, как пить дать, мог бы, ему-то ничего не стоило задать душку, так эпоха вроде бы другая, хотя <197> снегопады имели хождение и в прошлом веке, и в позапрошлом, а <174>сопляки красные<175> <197> не гений ли добросовестного предвидения положил в строку? А Федор Михалыч? Замесил нарочно, чтобы подразнить Ивана Сергеевича,<197> взял детишек, дом какой-то, тридцать три несчастья, как водится,<197> счастья, как показывает история, в те годы никто не знал, ровным счетом <197> никто. Даже Иван Сергеевич не по летам седел от тоски безысходности, вечный недобор с имения <197> какое тут счастье? Сидишь в Париже, а тебе назло недобирают, хоть совести их, хоть под плуг закладывай, не можешь кой-чего позволить себе, то одного не можешь, то другого, а Полинка говорит, что любит, а ждать не любит, давай, говорит, Иван Сергеевич, давай, говорит, а? А что ты дашь, когда тебе самому не додают хронически? Нет, Иван Сергеичу не до того было, не до детишек заколоченных, концы с концами человек сводил <197> какие уж тут обрубки? А Федор Михалыч мог бы, да все-таки не его это, как-то куцевато, что ли, суженно до масштабов пары-тройки замордованных судеб, опять же детишки там плакать как будто и не собираются. Живут они там, детишки эти...
<197> От <174>магазина<175>? <197> спрашивает старшая.
<197> От <174>магазина<175>, я ногтем отметила...
<197><174>...И в магазине не купишь, как говорила наша мамочка. Сама-то она из последних сил держалась, чтоб не расплакаться. Потому что сильно жалела нас: <174>Если и я расплачусь <197> то кто же присмотрит за вами, горемыки мои ненаглядные? Этот головорез только и знает, что все заколачивать...<175> Она не плакала даже когда умирала <197> папочка заколотил ее, а еще долго было слышно, как она дышит под крышкой: спокойно и ровно. Потом она задышала чаще <197> помнишь, сестрица? <197> все чаще и чаще, и как-то с присвистом,<197> но все равно не плакала. Когда начнется зима, сядьте посреди комнаты, играйте в куклы, согревайте друг друга,<197> завещала она в последний момент, а папочка сказал: <174>Тебе не надоело воздух переводить? Будь покойна, уж я их посажу как надо<175>.<197> <174>А ты, душегуб, не тяни с женитьбой, не мучай себя и детей, сразу же заколоти эту псарню, пропади она пропадом, и уходи к другой женщине, не заставляй ее долго ждать. Так всем будет лучше...<175> <197> <174>Всем уже и так хорошо, лучше некуда<175> <197> заверил ее папочка... И он сдержал обещание, наш папочка если что пообещает <197> в лепешку разобьется, жилы себе надорвет, ничего и никого не пощадит,<197> а сделает...
<197> Счастливый ты,<197> сказала сестренка брату.<197> Еще помнишь хоть что-то. А у меня все в дырочку выдувает,<197> и она сунула пальцем себе в череп.
<197> Надо будет бумажку скрутить и закупорить, чтоб песку не надуло. Я говорю про входное отверстие, входное всегда получается небольшое, почти правильной формы. А на выходе затянем чистой тряпочкой. Вот кинется кто-нибудь, что мы здесь папочку дожидаемся, кто-нибудь, у кого найдется бумажка с тряпочкой,<197> и мы тебя законопатим. Жаль только, что к тому моменту меня задерут бродячие собаки. Мне так хотелось посмотреть, как ты устроишься в жизни...
<197> А мне бы посмотреть хоть что-нибудь,<197> успела сказать сестрица, прежде чем ее привалило рухнувшим перекрытием.
Братец еще долго вертел головой и окликал ее. Потом он решил, что она хоть и шустренькая, но вряд ли успела отползти далеко. Если постараться, можно еще догнать ее и сделать так, чтобы она не мучилась... Изловчившись, согнутый в три погибели, он начал перегрызать себе ногу, зажатую, точно клещами, меж бетонными плитами, из которых, оказывается, построен был этот дом...<175>
... Hо и не Писарев, не Чернышевский, не Добролюбов с Добронравовым! <197> наотмашь гадает Владлен Купидонович.<197> Бетоном тогда заливали? Неизвестно, широкому кругу читателей <197> неизвестно, а если заливали, допустим,<197> так не жилье же, муровали кирпичом, по старинке... И не Саша с Демьяном, и не Владимир Владимирович с Алексей Максимычем. А может, в наше время мы этого автора и не проходили? Даже по разряду внеклассного чтения? Какой-нибудь Корифейчиков, Иванов, Петров, Сидоров... Что ж,<197> предается сомнениям Курицын, Владлен Купидонович,<197> дело наживное, нынче нет <197> завтра полное собрание, в сороках томах, успевай только выкупить... Hе Проскурин, не Чаковский, не Бондарев. Тот сразу бы танков нагнал, танками прошелся бы, а танков тут, как ни верти, не наблюдается,<197> зима тут, снегопад, и этим все сказано.
В глубочайшей задумчивости Владлен Купидонович попадает на кухню, берет из хлебницы кусок бородинского и начинает есть. Бородинский горчит, не должен бы, а горчит. Владлен Купидонович внимательно рассматривает надкушенный кусок, отъедает еще немного,<197> может, сразу загорчило, а потом ничего? <197> но с бородинским что-то не то, и Владлен Купидонович аккуратно обрезает надкушенный край и прячет обрезок обратно в хлебницу. Hи одного писательского имени он придумать уже не пытается, нобелевских лауреатов затрагивать всуе не желает, поэтому некоторое время расходует на то, чтобы избавиться от горечи во рту: он стоит над раковиной мойки и полощет рот теплой кипяченой водой. Внезапно, сплюнув, резко проговаривает: не Бондарев, не Бондарев,<197> и возвращается к полосканию, но тут же снова, в довольно резкой форме обращается к воображаемому оппоненту: не гавкай! <197> пресекает Владлен Купидонович кого-то, кто, по всей видимости, пристроился в закутке и оттуда раздражает Курицына.<197> Сказано тебе <197> не Бондарев! Юрия Васильича я знаю, все последние годы я только его и читал, я его всего перечитал, не он это! Да не он же, вот зараза! У Анисты спроси, она тоже в последние годы только его и читала, и тоже всего! Пойди и спроси, разбуди и поинтересуйся. Ладно, пойдем вдвоем, Аниста не обидится. И врать не станет, своенравная...