"Андрей Печенежский. Отравители змей" - читать интересную книгу автора<197> А водите вы вполне прилично, меня давно так не водили! Приходится держать себя в руках, укрощать воображение <197> не померещилось бы чего непозволительного... Знаете, расслабишься иногда невпопад, а потом из головы вон <197> зачем тебя позвали, в чем твоя задача... Бр-р-р, кровь-то горячая, возраст еще достаточно активный, бр-р-р, глаз да глаз за собой, контроль да контроль!.. Вы, конечно, можете не отвечать, дело хозяйское, но от вас бородинским попахивает: наверное, перед моим приходом вы уже принимали кого-то?
<197> Да был тут один, любитель присолить. <197> Простите на резком слове: какая гадость! Кажется, я начинаю догадываться... <197> Боже мой, вы содрогнулись всем телом... вы ревнуете! <197> Не давайте повода! <197> Но вы же вторглись в мою жизнь столь внезапно! <197> И вы сейчас же обнаружили причину поиграть со мной, как кошка с мышкой!.. О нет! Я преотлично догадываюсь, кто здесь полакомился! Убийца телевизоров! Зачем вы его только в дом впустили! Он вам наремонтирует, как же!.. Он еще здесь! Скажите! Он здесь?! <197> Какой вы импульсивный! Не надо так, умоляю! <197> Вы знали, знали, что я раним <197> и знали, как нанести мне рану! А потом <197> бередить, бередить ее... Извольте солью теперь посыпать, как посыпали бородинский для этого выскочки!.. <197> Как мне утешить вас, миленький, как успокоить? Какими словами вернуть вам присутствие духа?.. <197> Слова... а что <197> слова, хозяюшка? Какова цена им? Каких мы еще не слышали? Какие хотели бы услышать?.. Это лишь вначале было Оно <197> Единое и Прекрасное, Справедливое и Могучее, да скоро перевели его, измельчили на словечки, а Дело на делишки расслоилось, понеслась шелуха по дорогам... Бессрочный Вавилон, ни верха, ни низа, куда бежать, кому довериться?.. Все давно проговорено, слово за слово <197> укатали Сивку крутые бурки, а на гору уже и погоревать никто не взбирается, недосуг да и без толку... На мне, хозяйка, от этой жизни <197> места живого нетути... Судьба <197> как борщевое варево, и стряпают кому не лень, из чего попало: любой горазд подойти и подсыпать, подкинуть чего-нибудь, и только дегустатор остается неизменным <197> ваш покорнейший... напробовался под завязку! Добить вот некому, оборвать эту муку нелюдскую... Как я ждал этого вызова! Почистился немного, принял душ, сменил рубашку <197> и к вам, на всех парах! А сердце в груди колотится, а перед глазами: трубы, крантики, грамбуксочки... вот я перекрываю воду, вода перекрыта, но все равно по ногам так и хлыщет, так и лупит по косточкам <197> не страшно! <197> постепенно зверею от сопротивления материалов, но отступать и не думаю <197> час, другой продолжается сражение, свет в глазах меркнет, вода прибывает, я делаю все, что в моих силах <197> из рук, которые давно свело холодом, не выпускаю <174>попку<175> с тросом,<197> у меня ведь и тросик специальный есть, сантехнический, любую какашку протолкнуть по руслу, чтобы знала свое место и под ногами не путалась,<197> и вот уже почти одолел, почти прикоснулся <197> грамбукса! она! <197> и вдруг не выдерживаю... безалаберное детство, юношеский раздрай, невостребованность в зрелом возрасте <197> все это в совокупности дает о себе знать, наваливается на меня и душит, поток неукротим, спасения ждать неоткуда... но <197> вы! Единственным, непогрешимым словом,<197> тем самым, которого так не хватает подчас, на которое подчас уже и не надеешься,<197> вы как бы подхватываете меня и возносите над бурн ой ниагарой... и мы, уединившись, предаемся непорочному созерцанию резьбы и прокладок, благородной нержавейки в сочетании с не менее благородной латунью... и никакой убийца телевизоров не смеет помешать нам! Не смеет нарушить гармонию сопричастности!.. <197> А говорили <197> все давно проговорено!.. Говорили <197> шелуха с Вавилоном... Святая неправда! Златоуст! Не молчите же! Господом Богом молю! Как только я перестану слышать ваш голос <197> я тут же умру... Почему мы не встретились лет двадцать назад? Где вы были все эти годы? Какие злые силы не дали нам встретиться раньше? Почему никто не разбудил меня... где вы пропадали? По каким морям носился ваш усталый парусник? Каким ветрам я должна быть благодарна за то, что он прибился к нашему берегу?.. <197> Ветра в тот день как раз и не было, стояла ясная сухая погода, я шел по улице 10-й Пятилетки, когда меня буквально перехватила одна особа. Ничего экстравагантного <197> кофта да юбка, голос грубоватый, повелевающий. <174>Мужчина,<197> говорит она,<197> в вашем облике я нахожу нечто неподдельно мужское, не могли бы вы оказать мне первую сантехническую помощь? Я проживаю в доме напротив, и в моих коммуникациях возникла острая необходимость заменить грамбуксу. Я очень, очень нуждаюсь, и я вас отблагодарю. Что вы на это скажете?<175> <197> <174>Оно-то можно, отвечаю,<197> только вы мне объясните сперва, как эта грамбукса выглядит в натуральном выражении: или вы сейчас метафорируете?<175> <197> <174>Зачем бы я метафорировала средь бела дня? <197> удивляется она.<197> С незнакомыми мужчинами я себе такого не позволяю, максимум что я могу <197> это просить их о неотложной сантехнической помощи. Так вы не знаете, как она выглядит? А давайте вместе поищем совокупность признаков,<197> предлагает она,<197> вместе и батьку легче бить!<175> <197> меня как подменили вдруг, я, дуребан, поперся в чужую квартиру и битый час обнюхивал трубу за трубой, облапывал переходники и краны, постукивал по муфтам и слушал, как мне отвечают откуда-то с верхних этажей. Ищите, ищите, подбадривала меня остро нуждавшаяся, а потом как бы невзначай показывает мне два спичечных коробка: в одном тарахтит, а другой порожний. Открывает первый и вытряхивает оттуда на стол какую-то мелочь: вот,<197> показывает ноготком,<197> это вот мой муж, а это его родственнички. Они у меня в одной хранилке так и помещаются, захочу <197> выпущу погулять, захочу <197> так оставлю. Если вы настаиваете на том, что знать не знаете, как выглядит грамбукса, то знайте хотя бы, что женщина я мстительная и просвещенная по части всяческих магических поделок. Поделаю и вам, у меня пустых коробков полный ящик... А эти, которых она вытряхнула... прыгают по столу, попискивают! Я и подумал: сухариков бы им накрошить да молочка наперсток... И взмолился: отпустите, дня через три вернусь <197> вы меня не узнаете! Я эту буксу одной левой делать буду! <197> Что ж, три дня погоды не делают,<197> говорит колдунья, ступай себе с Богом, да помни: ровно через три дня я тебя из-под земли достану <197> и всякая булавка покажется тебе копьем турнирным. А вернешься по-хорошему, укажешь буксу безошибочно,то и я свое слово сдержу, не обижу: заживем мы с тобой душа в душу, долго и безоблачно, и умрем в один день! <197> Как это правильно <197> умереть в один день! Хорошо бы у всех было так, у каждого смертного!.. <197> Так я узрел наконечник своего истинного призвания... Какая это сладостная мука <197> вечно копаться в системе водоснабжения в поисках таинственной грамбуксы <197> и вечно не находить ее... <197> Это правильно, правильно!.. <197> Справочники штудировал, практиковал у самого Семеныча! Сам Семеныч вычерчивал мне спичкой, рисовал окурками! А сколько умопомрачительных историй я про нее наслушался!.. Добейте, доконайте меня, скажите, что и здесь я не найду ничего, хоть сколько-нибудь напоминающего грамбуксочку... и я опять вернусь к своей ворожке, шелестеть в коробчонке недоеденой семечкой!.. Она выпускает меня на час-другой, не более, так что у вас я не задержусь, пройдусь по коммуникациям, прусачков погоняю и несолоно хлебавши... отведав разочарования... где вы научились так водить? Уж не братец ли здесь расстарался? Давнюк, убийца телевизоров <197> ведь мы с ним братья!.. Хошь не хошь, а надо пойти и пожать ему руку. Ничего не поделаешь, он снова опередил меня, но вы не беспокойтесь, я пригляжу за ним, может, все еще обойдется? А вдруг?.. Я всегда говорю себе: а вдруг? <197> и сразу становится легче... Оставайтесь тут и не скучайте, будьте как дома... <197> Правильно, правильно, ступайте-ступайте! Исполненная неясных предчувствий, хозяйка отпускает его, поворачивается к двери, чтобы тут же оказаться нос к носу с мадам Отстоякиной. Мадам обосновалась перед самой дверью <197> в красной тенниске и добротных казацких шароварах, почему-то полосатых. Черная полоска через красную: черная-красная, черная-красная, а тенниска на мадам <197> та чисто красная, без каких-либо эмблем и надписей на груди, а груди у мадам обширны и содержательны, свободны от бюстгалтерных ограничений. А руки Отстоякина распростерла вразлет, словно вознамерилась прихватить наконец забившуюся в угол беглую курицу. Рыхлый напудренный лик Отстоякиной стремительно приближается: милочка, дайте я вас расцелую, как соседка соседку, прямо с порога, дайте я вас чмокну! <197> И я вас, милочка, чмокну! <197> И вы меня! Чмок-чмок, чмок-чмок! Люди так много теряют, лишая себя поцелуя с порога!.. Чмок-чмок, чмок-чмок!.. А всякая потеря <197> необратима, уж я грешным делом и подумала: а не у вас ли он скрывается? <197> Он у вас, чмок-чмок, такой видный, такой представительный, что пытаться скрыть его, чмок-чмок,<197> чистое безумие! <197> Стопроцентное, концентрированное безумие! Я проснулась, чмок-чмок, а его не видно, не слышно. Ау-у, Постулат Антрекотович, зову его, ау-у! <197> пошла на балкон, посмотрела вниз, посмотрела вверх, направо, налево глянула,<197> тогда пошла на кухню: вверх, вниз, направо, налево,<197> тогда кинулась в ванную: направо, налево, вверх, вниз,<197> и уж тогда-то, как на грех, вернулась в спальню <197> чем Постулат не шутит! <197> он такой заводила, такой изобретатель, может стать посреди комнаты и не шевелиться, и не дышать, а вы будете целый день бродить по той же комнате и даже не заподозрите его присутствие: кудесник прямо, уж вы-то меня поймете, почему я его так расхваливаю. Как женщина женщину поймете и не осудите, Владлен Купидонович тоже, должно быть, пошалить мастак? <197> Грех да и только! А мой нашалится до отвала, спустит пары <197> и давай водить меня по магазинам. И все мне покупает, покупает, я уже и не прошу ни о чем, у меня уже и без того не дом, а полная чаша, а он все равно угомону не знает, то одно, то другое прикупит: то вторую кофемолку, то сапожки, то шубу меховую, а еще купил булавок, огуречный крем для лица, килограмм клубники, я ее кушаю со сметанкой и сахаром,<197> согласитесь, вкуснятина получается неописуемая (<174>Согласна!..<175>), а не успела я прикончить клубничку, он тут же завалил меня новыми покупками: принес мне дрель, гитару, полведра алебастру, а потом принес колготки, шариковую авторучку, рулон обоев,<197> только Постулат умеет быть столь щедрым, одевать беспрерывно, подкармливать, какого лекарства у него ни попросишь <197> а всякое уже наготове,<197> что за человек такой заботливый, вы, милочка, согласитесь, согласитесь!.. (<174>Я согласна, согласна!.. <175>) Не каждому Владлену Купидоновичу по зубам, а Постулат все резвится, все не ведает предела щедрости, то моток резинки в дом притащит, то стирального порошку призаначит, и шаровары вот казацкие принес, и тенниску красную, я от удовольствия чуть не рехнулась, потому и выгляжу всегда безбедно, кто ни посмотрит на меня <197> у всех на лицах будто маковая плюшка выпекается: вот она, говорят про меня, беззаботная и всячески обеспеченная счастливица, такому добытчику, как ей достался,<197> ноги мыть и воду пить. Ту самую воду, которой ноги омывались, а мыть их не кое-как, а хорошенько, как себе. И пить не понарошку, лишь бы как бы,<197> а как в Сахаре, после длительного истощающего перехода! <197> Согласна-согласна!.. <197> И правильно делаете, милочка, чмок-чмок, что соглашаетесь. А то ведь некоторые грешат безбожно, говорят, чмок-чмок: фе-фе, как это можно, ентот сиропчик нам не вкусен! <197> а что они хотели? Не знать забот, в молоке купаться, а воду омовенную кто-то другой за них хлебать обязан? А фиг им с моторчиком! Это ж, милочка, несер-р-рьезно, это они баловством занимаются, ни стыда, ни совести! Иной раз и стошнит, так потерпишь, ведь тошниловка человеку в очищение придана, вот и очищайся и не говори: фе-фе,<197> уж лучше помалкивать, чем зря языком метелить! А потом я, грешным делом, просыпаюсь <197> а вокруг меня пусто, пространство, которое Постулат так щедро заполнял собою <197> аж гудит пустотой, аж позвякивает. И я, от греха подальше, решила составить себе полное представление, чмок-чмок,<197> где же это он, собственно, укрывается? Грех да и только, так и подумала: а не к соседям ли переметнулся? и там, чего греха таить, скапустился безвременно, отдал концы, копыта откинул... ему ведь нельзя переедаться бородинским, для него это яд, любого врача спросите, да я вам больше скажу <197> от злоупотребления диетическим и брат Постулата ушел из жизни, и дядя его, да все они полегли по одной и той же причине,<197> но если и на этот раз... вы поймите меня правильно, я, милочка, вас ни в чем не виню, с судьбой ведь не поспоришь, он ведь был как дитятко малое <197> ему на что ни укажи, он все в рот тащит. И вообще положение у вас <197> завидовать нечему: стирка горою стоит, обед наготовить, уборка, матрешки, Владлен Купидонович, небось, под благовидным предлогом <197> повестка, допустим,<197> слинял, завеялся похлеще моего ненаглядного, а у вас тем временем, помимо иных забот, глядишь <197> и покойник объявится! Да я бы, милочка, на вашем месте мигом бы рассудка лишилась, согласитесь, согласитесь, согласитесь... <197> Я согласна, согласна, согласна... <197> Пойду сейчас же, порыскаю в комнатах, буду как дома, но не стану забывать, что в гостях, гостям подарки дарить принято, Постулат, если он еще жив, непременно осыпал бы гостей подарками. Впрочем, дело хозяйское, я и без подарков не обижусь, на таких не обижаются, таким сочувствуют, у вас и без подарков, как я погляжу, из головы вон: кто я, что я, почему я... Напоминаю: перед вами, милочка, супруженица Отстоякина, того самого, который, судя по всему, отлеживается по соседям, а я вот вынуждена его искать, нравится это кому-то или нет... <197> А я <197> штукатур-альфрейщик, здравствуйте, хозяйка, целую ручки. День дарует все новые открытия, не правда ли? Вот вы стоите сейчас и думаете: поразительно, я ведь запирала, а дверь опять нараспашку! <197> поразительно, конечно, а что поделаешь? Дверь она всегда <197> либо заперта, либо нараспашку, но если подумать как следует <197> то какая, прошу прощения, разница, если штукатур-альфрейщик весел и обходителен, если он во фраке кремового цвета, с беленькой хризантемкой в кармашке (но все же нам побелкой пахнуть!), а руки от большой деликатности держит в карманах (вопреки протоколу, зато уж точно распускать их не станет!),<197> какая разница? <197> И правда, милочка, не все ли равно? <197> Штукатур-альфрейщик, мастер экстра-класса, не какой-нибудь телефонист-наперсточник, телефонисты <197> те приходят последними, подлые и таинственные, так вы меня уже простили, что руки я все же в карманах придерживаю? Вынужденная мера, вы поймите, а Курицына я ведь тоже не знаю, а матрешки уже ушли? Давнюк моя фамилия, вы не забывайтесь. Ах, не ушли еще! Какая разница! А это у вас что? Какие-то интригующие звуки! Не иначе <197> там кто-то телевизор смотрит! Здравствуй, сестричка! <197> Здравствуй, братик! Милочка, мы ведь с альфрейщиком единоутробные! Я ведь в девичестве в Давнючках хаживала. Согласитесь, нечаянная встреча <197> трижды восхитительна. Там и правда какие-то звуки, мы пойдем, а вы будьте как дома. На вас теперь столько всего навалилось! От этого и голова у вас пошла кругом, и что-то из головы вон, а что-то напротив <197> в бедную головушку, под давлением, и прессуется там <197> неразбери-поймешь. Отвлеките себя чем-нибудь, постирайте, глажкой займитесь, ведите себя естественно, мы тут и без вас управимся. Соглашайтесь, милочка, выбор-то у вас небогатый... <197> Да она согласна, сестричка, ты просто глянь на нее, еще бы ей не согласиться. Фе-фе, хозяйка, фе-фе... И они оставляют хозяйку в прихожей, где она немедля предается плодотворным размышлениям: как расцвела моя жизнь и наполнилась, какие замечательные, красивые человеки окружают меня, и главное,<197> думает она,<197> никого не надо звать-приглашать, все приходит как по мановению волшебной палочки, теперь-то уж никто не посмеет сказать: у нее, дескать, не все дома,<197> осталось дождаться телефониста, потом Владлен вернется, потом матрешки припорхнут со своей ассамблейки <197> тогда уже все нишки, все полочки окажутся загруженными, и люди скажут: вот идет Анестезия, одна из немногих, у кого все дома, все на местах, и каждый занимается своим, весьма полезным для окружающих делом. Телефониста она препровождает до спальни молча (не волнуйтесь, хозяюшка за мною уже никого не осталось, все хвосты подобраны, а про Курицына я ей богу не знаю, хоть он и муж вам, и отец матрешкам, вы только напомните мне со временем, что я телефон починить приперся, а то я как прилипну к телевизору <197> не отдерешь!), убирает пылинку с его плеча (фрак у телефониста золотистый, с блестками, как у фокусника, и руки: как у фокусника, ловкие-преловкие, он, видимо, решил даже вовсе не показывать их, и рукава болтаются пустышками, точно в них нет никакого тела), телефонист благодарно кивает ей и присоединяется к Давнюкам, которые выстроились скорбной шеренгой вдоль стеночки <197> выстроились и покамест помалкивают; в ногах же у Давнюков по-детски незатейливо пристроились две прехорошенькие девочки, сестренки-погодки,<197> они полулежат на паркетном полу, локоток к локотку, как перед фотообъективом, в обещанных форменных платьишках, с беленькими на темно-синим суконце манжетиками и воротничками, что нелишний раз подчеркивает изысканность убранства множества взрослых дядечек и одной тетечки (ах, эти фрачные <174>тройки<175> <197> каких только оттенков и сочетаний не выплеснет со своей палитры искусник-модельер! любо-дорого заглядеться, ни к чему не придерешься, все в стать да в масть, и масть на масть не приходится: белая, вороная, каряя (черная с т емнобурым отливом), караковая (вороная с подпалинами), подвласая, рыжая, бурая (вся искрасна-коричневая, а навис потемнее); игреняя, гнедая, красногнедая, каурая (рыжая впрожелть, иногда темноватый ремень по хребту), саврасая, соловая, буланая, изабеловая (буланая с красниною), калюная (рыжесаврасая с ремнем), серая (по молодости бывает в яблоках) и серожелезовая (под старость вся белеет); розовая и красносерая, сивая (вороная с проседью), сивожелезовая (сивая с едва заметною красниною), мышастая или голубая, чалая (сплошной мешаной шерсти, особенно <197> белой и рыжей) вороночалая (темноголая <197> темносерая, ноги, навис <197> черные), бурочалая и гнедочалая, рыже-, серо- и сивочалые, полово-серая и мухортая (желтизна на морде и в пахах), и пегая во всех разновидностях (вороно-буро-, гнедо-, булано-... ), и чубарая, барсовая, и буро-чубарая, и фарфоровая, и тут же <197> рябая (коли одна только голова в белых шашках), и серая в мушках, и серая в горчице (в мелких крапинах, признак старости); подвласая, чанкирая (беломордая и белоглазая?), калтарая, халзаная и чагравая, а рядом <197> крылатая (саврасая или каурая с темным оплечьем),<197> некоторые имели золотистый отлив, были <174>в яблоках<175> и в <174>тени<175>; пестрели лысины и звездочки...) и куча-мала полосатых теннисок, и целое собрание однотонных казацких шароваров. У хозяйки аж в глазах зарябило, подобной раскраски она не встречала даже в самых отчаянных предвидениях, и все они тянутся шеренгой вдоль стеночки и смотрят на экран отлаженного телевизора, с которого поглядывает в комнату какой-то упитанный мужчина, весьма напоминающий кого-то,<197> он заглядывает оттуда в комнату, главным образом кося глазами через нижний обрез экрана: на паркетном полу, одним концом подтянутый под паучьи ножки телевизора,<197> лежит внушительного объема сверток, смахивающий на дородное человеческое тело, упакованное сперва в простыню, потом в бумагу оберточную, магазинную, а уж поверх всего забронированное стареньким персидским ковром, извлеченным по необходимости из пронафталиненной кладовки. Запах нафталина никого не смущает, только экранный мужчина подергивает верхней губой и морщится,<197> и в целом атмосфера спальной комнаты кажется устойчиво торжественной. Вот мастера так мастера,<197> думает хозяйка,<197> пришли, устранили помеху и теперь по праву наслаждаются результатами. Я бы тоже понаслаждалась, если бы не стирка горой, не стряпня да не глажка, да если б еще не ждать-пождать Курицына,<197> а там и матрешки подоспеют, тоже встречай их, обхаживай, спровадить бы их в детдом хоть на недельку. Пожить бы просто, может, и поживу еще, сегодня же и поживу: пойду и отстираюсь, потом настряпаю, потом дождусь и обниму с порога, фе-фе, Курицын, чмок-чмок, матрешки,<197> роится у нее в голове, мать-перемать, отец-переотец, видимость-то хорошая, да что-то звука маловато <197> что за наслаждение без звука? будто в покойницкой... IХ. Постель иглы <197> 3. Что и говорить... ...будто в покойницкой,<197> думает хозяйка,<197> а я вот возьму и побуду немножко сумасшедшей, как Владлен завещал. Надо только поискать его завещание, и ковер этот <197> надо бы почистить,<197> ковры хорошо чистятся первым снегом, когда он еще белый и пушистый, как котенок,<197> и котенка пора завести, взять у соседей, пока оно еще слепенькое, и выкормить его, и воспитать, а потом, на старости лет <197> находить в нем немалое утешение. Если попадется кошка, назовем ее Капитолинкой, Капитолина Владленовна <197> звучит! <197> и будет у нее все по-людски, комар носа не подточит: пропишем на жилплощадь, пошьем ей трусики, сарафанчик летний (к зиме придется раскошелиться на теплые вещички, если до зимы не сдохнет) и будем брать ее повсюду, куда самих понесет,<197> а потом однажды на базаре, в страшной сутолоке <197> она как будто потеряется, на самом же деле ее у нас выкрадут преступно, гангстеры проклятые,<197> и станем оплакивать ее, вспоминать минуты совместной жизни <197> долгими зимними вечерами, когда, неровен час, погорят на щитке все <174>пробки<175>, а свечи кончатся,<197> вот кстати, надо бы запастись свечами, сейчас же пойду и куплю свечей, переоденусь, денег наскребу и пойду,<197> хозяйка поворачивается, выходит из спальни и открывает ванную (где еще переоденешься, когда в квартире полно народу?), и глазам ее предстает зрелище, по которому она подсознательно давно соскучилась: шеренга разномастных фраков вкупе с полосатыми казацкими шароварами,<197> и те, и другие покорно соловеют перед экраном поремонтированного телевизора, откуда взирает на них терпеливо человек, напоминающий кого-то,<197> между тем как фраки вовсе не намерены довольствоваться молчанкой и споро обмениваются умозаключениями по случаю какого-то важного для присутствующих события. Примечательно то, что чеканные, должно быть, заведомо подготовленные фразы, покидая уста говорящего, тут же становятся крылатыми и вспархивают под потолок, где снуют сперва порознь, затем собираясь в суетные стайки,<197> фр-р-ррр, пр-р-ррр,<197> фырчат и пыркают , неустанные, крылышками... <197> Свечку <197> и то не поставили, соседи называется! <197> Что и говорить, Курицыны <197> они Курицыны и есть, вы разве рассчитывали на какое-то особое отношение? Они же поголовно страдают комплексом полноценности, но разве они признаются? <197> Голову пеплом посыпать <197> разве это так трудно? Не понимаю, не понимаю... <197> А как вам нравится это беспробудное вранье? Будто квартира у них <197> двухкомнатная! Как вам это нравится? <197> Враки, конечно, потрясающие. Разве секрет, что там, где две <197> там непременно три, где одна <197> там две, где ни одной <197> там все равно прибежище. Что и говорить, заврались под завязку... Они же ее заперли и никого туда не допускают, а сами волокут туда все, что попадается... Враки, враки безбожные! <197> Столько вранья развелось <197> ни пройти, ни проехать! Живого места на земле не осталось <197> все враками загадили!.. |
|
|