"Андрей Печенежский. Отравители змей" - читать интересную книгу автора
<197> Врут изобретательно, отъявленно, дерзко! Чего они этим добиваются? Чего добьются? А цену себе набивают <197> и вся разгадка!..
<197> Как не хочется, как противно говорить об этом, а другого способа нет, не открыли еще, не освоили, не разметали, не отгородили столбиками кюветы, не поставили заправочной станции, закусочные не построили,<197> приходится по старой, по битой-наезженной: ла-ла да ла-ла, как горохом о стенку...
<197> Ссылаются, заметьте, на то, что пепла у них нет, что пепел еще готовить надо! Нашли себе отговорку и рады <197> рот до ушей! Что и говорить, что и говорить!..
И девчонки мои здесь! <197> блаженствует мысленно хозяйка,<197> и тоже ведут себя непринужденно, как дома, ума набираются от старших! Когда Курицын вернется, непременно обрадую, и пошлю прикупить еще школьных шмоток, ничто так не идет взрослеющим матрешкам, как белые кружева на строгом темно-синем фоне! Да они и сами папку пошлют, чего с ним церемониться! <197> думает она, а старшая из погодок тем временем поднимает глаза на фрак сивожелезовый и спрашивает: дядя, дядя, а там, под телевизором, и правда что-то лежит, или нам, матрешкам, только кажется? <197> Не заботьтесь об этом,<197> с прискорбным вздохом отвечает сивожелезовый,<197> это всего лишь ковер. Если взять ковер, скатать его и одним концом подсунуть под телевизор, то получится примерно то, что вы теперь сами видите.<197> Да,<197> поднимает глаза вторая погодка,<197> но ковры все на месте, мы все наши ковры знаем наперечет! <197> Охотно верю,<197> скорбит сивожелезовый,<197> значит, родители новый купили, которого вы еще не знаете.<197> Да,<197> не сдаются погодки,<197> но когда же они успели? Всю ночь возились с Постулатом Антрекотовичем, потом мамочка завтрак готовила, потом мы позавтракали, и папочка укатил куда-то,<197> когда тут успеешь за покупками сбегать? <197> Значит, успели,<197> стоит на своем сивожелезовый,<197> вчера, допустим, или третьего дня <197> купили, но не показали сразу, чтобы после интересней было. Чтобы предъявить сюрпризом.<197> Ах, сюрпризом! <197> прыскают погодки.<197> Сюрпризом <197> это хорошо, мы сюрпризы любим! А то мы тут знаете что подумали? <197> уж не мертвый ли Постулат Антрекотович в родительской спальне коченеет? При такой жаре представьте, что будет через час-другой, хотя бы льдом его обложить, хоть простынку в водичке выхолодить. Все мухи сюда соберутся, потом гоняй их...<197> Вы глубоко заблуждаетесь, барышни,<197> строго отвечает сивожелезовый, подобрав отвисшую было губу,<197> ничего подобного, Постулат Антрекотович <197> он... в некотором смысле, разумеется... он сейчас пребывает... м-м-м... сейчас вы не может
е его видеть, барышни, вот и все, что вам следует знать об этом!..
Ну, матрешки! <197> думает с восторгом Анестезия,<197> ну, хохотушки-разумницы, мужика приперли к стенке, он аж потускнел и выгнулся <197> с такими матрешками поди объяснись, палец в рот не клади, по локоть отхватят! Придется новый ковер покупать, отстираюсь, денег наскребу <197> и в магазин, а Курицына дождусь на улице, а матрешки увидят нас <197> папочка, мамочка, вы разве ковер прикупили? <197> а как же, вот он! <197> потом подменить незаметно, а Отстоякина хоронить без оркестра, скромно, чтобы никто ничего не заподозрил... все, иду стирать, белья набралось столько, что подумать тошно,<197> и она уходит из спальни и оказывается в ванной, где с радостью отмечает, что фраки продолжают совещаться, а человек на телеэкране по-прежнему молчит и заглядывает на пол, на тугой объемистый сверток, одним концом затолканный под телевизор.
<197> Ведь ничего дурного не хотел <197> за что его так? Цель его была скромна и очевидна: пробудить, добудиться <197> всего-навсего...
<197> Всего-навсего, стряхнуть сонливость, в чувство привести, дать понять, повернуть лицом к истине...
<197> Не убий,<197> подсказывал он,<197> не убий ближнего своего, сколь близко ни свела бы вас судьбина!
<197> Они знали, чем довести его <197> звонки и бородинский! Звонки без адреса, никому и ниоткуда, а бородинский <197> ему одному, со всех сторон, безотказному...
<197> А ведь он мог защититься! Мог! Упредить удар и покарать злопыхателей! Мог разработать план на уничтожение и блестяще осуществить его!
<197> Что и говорить! Ему не стоило большого труда затравить их мышами, или напустить из-под двери угарного газу! Вот они тут подрыгались бы!
<197> Помните его слова: конечно, осложнения неизбежны, но мы и раньше жили сложно, нищак, преодолеем,<197> и преодолел бы, если бы не взваливал на себя еще и за других, за тех же Курицыных... если бы не потакал развязному загулу, не сочувствовал бесчувственным...
<197> Или мог бы столкнуть их всех по лестнице! Одной левой! Заманить на площадку под любым правдоподобным предлогом <197> и угу! Курицын первым поломал бы себе позвоночник, слег бы в параличе <197> делай с ним что хочешь...
<197> Но не стал! Предпочел другое. Что-то не позволило ему воспользоваться превосходством в силе... какая-то внутренняя грань неприятия... А ведь мог и заворот кишок незаметно подстроить <197> сунул бы Курицыну чего-нибудь вкусненького <197> и дело сделано. Никакой милиции не распутать, не совладал человек с продуктами питания, вуаля!
<197> А как легко он мог позволить себе отказаться от приглашения и не ходить в злополучную спальню, к Анестезийке в липкие сети! Или мог бы, опомнясь, утопить Владлена в ванной: давай, дескать, освежимся с перепою <197> и подтолкнул бы, и тот ни за что бы не выплыл! Или сделать из проволоки удавку <197> вот подышал бы Владлен! Или уколоть чем-нибудь ржавеньким, сделать ему заражения крови... но не стал! Внутренняя убежденность подсказала ему: прости их, Постулат, не делай ничего, само все сделается...
<197> И сделалось!
<197> И сделалось...
<197> А эти <197> самое элементарное осилить ленятся. Милицию пригласить, понятых, <174>скорую<175> вызвать <197> для составления акта о кончине...
<197> Чует кошка, чье сало съела!
<197> Опасаются, что сразу же угодят под подозрение! Так им и надо! Рыльце-то в пушку! А еще говорят, что поступают по совести! Враки, враки безбожные... А как он уходил! Как уходил! Вопреки законам смертного исхода! Трижды выкарабкивался, незаурядный, и трижды возвращался в пучину. Без всплеска, не указывая пальцем на того, кто, собственно, явился причиной... а ведь жизнь любил похлестче некоторых! И она его обожала!.. Человечище, шел босой, чтоб землю под собою чуять, наступил на веточку, а та и ужалила...
Верно, верно,<197> думает Анестезия,<197> все давно уже вышло за рамки разумного, <174>скорую<175> не вызвали, а ветки жалятся <197> но как привольно быть за рамками! В утробе я бы не выдержала и минуты, в утробе всегда полно вещей и положений, на которых ты повисаешь, как на вертеле, и потом уже ни к чему не способен, не можешь даже такой чепухи, как перестирать белье, наварить овсянки, дождаться мужа,<197> в то время как за рамками все это не имеет никакого значения, а возможны вещи куда как более романтичные и возвышенные, что в голову ни придет <197> то и возможно, о чем ни подумаешь <197> все с неба сыпется, и это неизменно радует и вдохновляет, даже когда ты ничего особенного не делаешь и не собираешься делать, потому что приобщился наконец к благодати не-делания, куда тебя влекло подспудно <197> ты волен даже не задаваться вопросом: о чем это я, зачем это, где это? <197> за рамками разумного можно ни о чем не спрашивать, само блаженство обязывает не знать вопросов, чтобы не обременять себя поисками ответов,<197> нехилое умозаключение,<197> думает она,<197> для домохозяйки <197> весьма и весьма, Курицын грохнется от зависти, хоть сам же и научил меня, сумасброд отчаянный,<197> пусть только объявится <197> умозаключу его так, что и про ворониных забудет, и про все остальное... да что это они <197> все стоят и стоят, присели бы, в ногах правды нет...
<197> Ее и в руках не так уж много. И в голове, и в желудке, и в позвоночнике. Если взглянуть на человеческий организм непредвзято <197> весь он состоит на девяносто процентов из воды, вот и льется она, перетекает, шумит по сообщающимся, слух забивает шумами. Напоминаю: я <197> телемастер, самый что ни на есть. Телевизор починить <197> особого героизма не требуется, в крайнем случае, на детали распустить его, дело мастера боится, а вот покойника поставить на ноги <197> тут я извиняюсь...
<197> А ведь он был среди нас одним из задающих тон, и всегда брал самую высокую ноту, на пределе самовыражения... напоминаю: сантехники мы, слесари-сантехники, на пределе самовыражения, до мертвой точки...
<197> Телемастер прав! А соль, милочка, все же растворяется в организме, и в кровь она поступает будь здоров, в числе прочих питательных веществ. Один великий умник <197> его потом океанической волной накрыло,<197> пытался всех заморочить, утверждая, что соль не играет никакой положительной роли, что она лишь отягощает внутренние органы и губительно подтачивает их,<197> но давайте не грешить и скажем прямо: вы пробовали кровь на вкус <197> какова она? Быть может, вам она показалась сладенькой? Не хотите ли сиропчика, господа, вишнево-красненького... если и бороться с нездоровьем, то следует иметь в виду совсем другие вещи, соль тут ни при чем и не надо на нее наговаривать, милочка, а вам напоминаю: я <197> Отстоякина, мадам, и все мы тут братья и сестры, а Постулат Антрекотович непременно объявится, и зря вы не доверились ему, он может озолотить и все такое, это вам не Курицын с повесткой, а руки лучше всего придерживать на затылке, либо за спиной, либо просто в карманах,<197> чтоб не натворить чего-нибудь постыдного, а про дверцу вашу все равно ничего не известно: запирали вы ее, не запирали <197> кто докажет? Напомните скорей телефонисту, кто он, почему он здесь, заодно поделитесь с нами, откройте великую тайну: где это вы, любезная, видали мастера с руками, ходока с ногами, умницу с мозгами,<197> чернила, по-вашему, черные, а масло <197> масленное? <197> неужели это правда, мамочка? и это всего лишь скучный ковер, затолканный под телевизор <197> а не Постулат Антрекотович, который имел несчастье заглянуть к нам в гости и тут же в одночасье скончался? <197> кровь солью насыщается, оттого и солененькая, как же обойтись без соли, когда без нее не обойдешься, а вода шумит, прибывает, неисправимая грамбукса щедра, и шум от потока подавляет, крадет все прочие аккорды звучания, никто ничего расслышать не может, каждый норовит проговориться, пока не заклинило, пока хоть это для него возможно, но следовало бы сперва починить будильник, созвать толковых будильщиков, напомнить им, кто они такие <197> и пусть без промедле
ния приступают к делу, что проку в остальных, коли будильники бездействуют? <197> безумная, зачем я затеваюсь с этой стиркой, с этой глажкой, с кормежкой мужа и детей, мало мне было на моем веку, кого только не пригрела у себя на груди, кого не откормила, не обстирала, не обгладила: две тысячи ворониных, пять тысяч купидонычей, матрешек без счету <197> лошадь я им ломовая, что ли, обогреватель, прачка надомная, соковыжималка, что ли, с пылесосом, что ли, а этот, что ли, который, что ли, в телевизоре, что ли,<197> он так и собирается, что ли, сидеть там и помалкивать? Он так и будет, что ли? <197> спрашивает непредсказуемая и напоминает всем: я <197> Курицына, жена Владлена и матрешкина мать, а человек из телевизора словно того и ждал: ну, слава Богу,<197> подает он внезапно голос, глядя в глаза Анестезии,<197> наконец-то, говорит, сколько можно в собственном соку вариться, существуют же точки отсчета, координатные сеточки существуют, а вы все как с Луны свалились, причем и Луна-то ваша <197> как будто не там подвешена, где нормальные человеки ее привыкли видеть,<197> ну, наконец-то, Бог нам в помощь, приступим помаленьку, по многочисленным заявкам телезрителей,<197> говорит человек с экрана, и все присутствующие невольно содрогаются, потому что губами-то шевелит экранный, а голос раздается отстоякинский.
<197> Начнем, Анестезийка? <197> предлагает он.<197> По многочисленным...
<197> И то,<197> отвечает своенравная, перебирая холеными пальцами ворох каких-то жеванных конвертов.<197> Заявок и впрямь поступило немало...
Объектив телекамеры фиксирует лицо Анестезийки крупным планом: в меру припудренное, с лиловыми тенями в подбровиях; мягкая, излучающая свет улыбка, длинная красивая шея, вырез модельного платья <197> кто их только обшивает там, под телевышкой, на зависть тем, кто телевышку окружает?
Х. Постель иглы <197> 4. Где-то, кто-то, отчего-то.
...Вот что нам пишет телезритель из далекого города Устьсвежемочекаменска, токарь шестого разряда Иванов, пенсионер, дедушка своих внучат, продолжающий, невзирая на жалкое пенсионное обеспечение, стоять на посту и нести вахту: зорко следить за экономией материалов и энергоресурсов в своем сборочно-наладочно-ремонтно-сортировочно-отбраковочно-переделочном цехе... но лучше я процитирую само письмо: <174>...в этом, господа-товарищи, видится примета нового времени, когда человеки, независимо от общественно-политического уклада, повсеместно стремятся сблизиться и породниться, лишиться веками навязываемых им предрассудков и стереотипов!<175> <197> так пишет телезритель Иванов, после чего скромно упоминает о своих немалых заслугах на поприще общечеловечковых свершений: коллектив недавно выразил ему особое доверие, назначив кассиром <174>черной<175> кассы, в которую коллектив общим голосованием решил играть до конца столетия, отчисляя процент на приобретение настоящего несгораемого сейфа, поскольку до сих пор кассиры вынуждены пользоваться коробками из-под детского мыла, что было отмечено и на профсоюзном собрании, состоявшемся недавно в поддержку всех инициатив и планов, упований и чаяний администрации предприятия, где трудятся Иванов и его коллеги. В заключение письма Сергей Полипович особенно порадовал нас, сообщив, что со дня на день будет праздновать свое шестидесятидвухлетие, соберутся родные и близкие, грянет застольная, и в этот миг,<197> просит юбиляр, хорошо бы посмотреть по <174>ящику<175> (слово ящик он ставит в кавычки) что-нибудь до боли знакомое, одну из лент из собрания Госфильмофонда. <174>Полагаюсь на ваш вкус,<197> пишет Иванов,<197> еще ни разу не подводимший мои ожидания<175> <197> <174>подводимший<175> через <174>м<175> <197> как мило, не правда ли?... Этими же словами (неизменно через <174>м<175>) заканчиваются и многочисленные письма родни Ивановых, а также письма некоего Петрова из Давненедогарска и некоего Сидорова из деревушки Коклюшин Узвар Сладострастинской области, Понюшкинского района. Боле
е десяти тысяч заявок телевидение получило от них, неугомонных, и сегодня с облегчением мы можем сказать: просьба Ивановых, Петровых и Сидоровых будет исполнена. Именно сегодня на наших экранах демонстрируется художественный видеофильм, вошедший в десятку лучших лент всех времен и народов: <174>Постель иглы<175>. Картина создана на одной из отечественных киностудий при участии ряда зарубежных фирм. Неоднократно отмечена призами за режиссуру, лучшие мужские и женские роли, за операторское мастерство,<197> на всех шестнадцати кинофестивалях отечественного фильма, который сегодня впервые будет показан без купюр и лакировки, с восстановленным в полном объеме текстом, произносимым актерами как в кадре, так и помимо него,<197> говорит Анестезия, согревая теплом своих рук какое-то из многочисленных посланий Иванова, черного кассира и заботливого семьянина, юбиляра и неутомимого респондента. Согревает она жеванный конверт, а сама не в силах наглядеться на себя, на ту, которая глядит на нее с экрана, и при этом думает: другим можно, а мне <197> нет? Уж и прачкой, и кухаркой была, и Курицына дожидалась без антрактов, и без ума расхаживала по квартире <197> отчего же не предстать однажды диктором-ведущей телерадиовещания? И хорошо ведь получается, сижу и наговариваю им отсюда, а они оттуда <197> слушают и смотрят, как я здесь сижу и наговариваю,<197> думает она с экрана, видя, как домашняя Анестезийка, бросив все, сидит перед экраном и наслаждается очарованием, которое экран дарует ей, демонстрируя во всем блеске зрелищности ведущую Анестезию, которая видит и наговаривает для нее оттуда: вступительное слово,<197> наговаривает она,<197> кинокритику, нашему постоянному обозревателю тенденций в мировом кинематографе Викториану Методиевичу Испражняеву-Канскому. Прошу вас, Викториан Методиевич...
<197> Что? <197> спрашивает Испражняев-Канский.<197> Вы что-то сказали?
<197> Ваш черед,<197> поясняет ведущая Анестезия.<197> Вам слово, вступительное...
<197> Давно пора,<197> говорит кинокритик.<197> В собственном соку много не наваришь, а без навара <197> что за суп?
Кинокритик рыхл и вальяжен, щеки его рябит недельная щетинка, и он уже не мальчик, но зрение сохранил непритупленным, очками он лишь описывает в воздухе таинственные линии и зигзуги. Он долго жует губами и на телезрителей не смотрит, уживаясь с каким-то вызревающим в нем настроением, без которого все последующее на экране, должно быть, не возымело бы того воздействия, на которое рассчитывали тысячи заявителей в лице Иванова, Петрова и Сидорова плюс домохозяйка, ничего не заявлявшая и даже не строившая никаких иллюзий (разве возвращение Курицына <197> такая уж иллюзорная иллюзия? разве это <197> из ряда вон и ни-ни обратно?),<197> женщина, которой Господь в тот день назначил отлучиться от домашних хлопот и дать себе полезный отдых у телевизионного экрана (как с той, так и с этой стороны его), внимать искусству для посвященных и юбиляров, из коего, собственно, только и может родиться киношка высокого пошиба,<197> и в этот момент непредсказуемую пронзает последняя конкретная мысль: я поняла, поняла, на кого он похож, этот суповар <197> на скверно подсмоленного кота-перекормка, но сумею ли я, когда Курицын не вернется, когда мы больше не увидимся, не станем одним целым, как прежде,<197> сумею ли пересказать сие извлечение из сокровищницы,<197> сама-то посмотрю, а как же Владлен, несчастный? Как все они, обездоленные, кто не имеет сейчас прямого доступа к телевизору? они потеряют нечто большое и неповторимое, сокровищницы отворяются раз в жизни, вот о чем я сразу не подумала, и теперь уже слишком поздно, лучше не думать, лучше совсем не думать, ни о чем, никогда, ни при каких обстоятельствах,<197> и, уже ни о чем не думая, она снова обращается к кинокритику:
<197> Викториан Методиевич, вступительное слово все-таки за вами.
<197> Да-да,<197> выплывает из мудрого оцепенения Испражняев-Канский и отпивает полстакана какого-то сока.<197> Вот... Меня тут просят высказать несколько своевременных соображений по случаю показа... фильм, если память мне не изменяет, называется <174>Игла в постели<175>... сразу хочу оговориться: буде какая оплошка с моей стороны, вдруг да запутаюсь, ляпну чего-нибудь наугад и так далее <197> пусть меня тут же поправят, все мы учимся <197> уча других... Итак, игла в постели... что следует иметь в виду для наиболее полного проникновения в ткань данного кинопроизведения и чего попутно следует избежать во имя того же наиболее полного проникновения... Во-первых, как мне представляется, некогда все мы допустили безобидную, казалось бы, недоглядочку, и теперь, когда мы начинаем наконец глядеть в оба, недоглядка, навязанная нами же нам же <197> предстает нашему очистившемуся восприятию особенно наглядно. Это, с вашего позволения, и есть преамбула постфактума, дальнейшее же понимание ленты, понадеемся сообща, еще грядет по тропам небывалых прозрений. Вообще-то, впереди у кинематографа еще немало белых пятен и непрочитанных страниц. У классика сказано: <174>Много многостей <197> тает без вести, дай мне кротости <197> души вывести.<197> Выводителем сделай Авеля... Ах, родители!.. Эх, заглавия...<175> <197> даже не извиняюсь за пространный экскурс в область классического поэтического наследия, ибо речь сейчас не об этом, вернее, не столько об этом, сколько о том, что без этого <197> ни то, ни другое не имело бы столько разноречивых, всяк по-своему блещущих оттенков отзывчивости, когда само э т о, не лишенное того, становится явью, более явственной, чем сама общепринятая явь во плоти общеизвестных положений и выводов,<197> становится тем, что как бы выпархивает птахой сизокрылой из золотой клетушки общедоступных заблуждений,<197> впрочем, не без того, чтобы это можно было по укоренившийся в нас невнимательности спутать с тем, чего это наше <174>то<175> органически не приемлет. И тут мы с вами смело должны отнести себя к не
посредственным участникам процесса. Я говорю о непреложности все более открывающегося нам наметка истины: путь современной киногероики ой как изви-
@B1 = лист, быть может, даже более извилист, чем питающее нас представление об извилистости какого бы то ни было пути. Обратимся к ключевому эпизоду картины: герой сидит и читает книгу. Мы понятия не имеем, о чем эта книга и почему вдруг понадобилось человеку сесть и читать ее. Важная деталь <197> ничего, помимо чтения, не происходит, мир словно застыл, предвкушая прочтение. Кадр, закадровка <197> все смешалось и повисло паутиной <197> чудится, герой проигрывает роль читающего с самого начало времен, зритель все более тяготится стылой беспробудностью сюжета, но постепенно изображение все явственнее покрывается пеленой муара <197> знаком разрушения поверхности красочного слоя... мы чувствуем легкое беспокойство: как же так? мы не успели узнать, кто и чего читает, читает ли,<197> мы не успели догадаться, насколько важен момент нашего с вами соглядатайства в данном контексте <197> а персонаж, не перевернув страницы, уже истлевает среди декораций... терпение изменяет не только зрительской аудитории: <174>Ваша карта бита, а песенка спета!<175> <197> так неистово, на грани срыва и окончательного провала <197> обвиняет за кадром своих коллег-кинематографистов, общество в целом да и, скажем без обиняков, все превратное мироздание другой персонаж <174>Игольчатой постели<175>. Приходится сожалеть, что в достопамятные времена так называемые <174>ножницы<175> всласть потрудились над многострадальной лентой, и закадровка сохранилась фрагментарно, многое безвозвратно утрачено... Так вот, персонаж <197> это еще не герой, намекают нам авторы,<197> это до поры лишь фишка <174>нема и сумбурна<175> на игровом, в нашем случае <197> на простынно-наволочном поле. Фишка Оптимум, которая ни своим появлением, ни своим исчезновением на экране еще не привносит, выражаясь на-
@B1 = учно, экстракта прострации. Но здесь уже проглядывает из-за ширмы навязываемых обстоятельств зависимость между корректировкой параноидальной дезактивации и художественным осмыслением необходимости таковой. Попросту говоря, мы задаемся вечным вопросом: герой <197> он кто или что? Он человек или время? Но человек-герой и геройское время <197> сие уже было-перебыло, избито и затаскано до дыр в штанинах... Так что же нам остается, спросите вы? Вопрос, замечу попутно, не из простых, и все же я возьму на себя труд ответить, пользуясь нечаянной поддержкой авторов фильма. Да, говорю я, на вибростенды <197> на главные испытательные стенды искусства <197> не спрося позволения ни у критической нашей мысли, ни у ее сестер-подружек от папаши Невежества,<197> выступает некое новое существо, которому я дал бы имя имен: Человек Временный. Это, поверьте мне на слово, не какая-то высокопарная заумь, не игра в слова <197> но самое веское Слово исконной Игры. Проиллюстрирую свой пассаж другим ключевым эпизодом: персонаж сидит и читает книгу. Мы понятия не имеем, о чем эта книга и зачем вдруг человеку понадобилось сесть и читать ее, ничего, помимо чтения, не происходит, все стирается и виснет тысячелетней паутиной, а мы <197> по эту сторону экрана,<197> ощущаем легкое покалывание, догадка настигла нас, но еще не открылась, не осенила, не возвела на пьедестал Посвященности. Немая догадка <197> мучительна, положение ловца представляется более чем безвыходным, и тут я обращаю свой взор к третьему ключевому эпизоду: все тот же человек, все та же книга, неуловимые ранее проблески эмоций на лике чита-
@B1 = ющего, муар истлевания нетленного и <197> озарение: вон оно что! Ведь это не человек читает книгу, но Книга <197> читает человека! С любой страницы, с незапамятных времен, сквозным прочтением,<197> вздох облегчения: как это верно! <197> мы все являемся неким сочинением, мы состоим из слов, в том или ином порядке брошенных на бумагу, запечатленных на целлулоиде в адекватных зрительных образах; мы все <197> порождения знаков и методологии прочтения... У классика, применительно к высказанной мысли, находим бессмертное: ружье должно выстрелить! <197> однако можно и поспорить: да, да и еще раз да <197> но при условии, что порох, пуля и само оружие сотворены не из бумаги! <197> вот тут-то классика никнет, а мы продолжаем задвигаться дальше и глубже, баюкая себя известным изречением небезызвестной бабушки, которая выразилась однажды и вполне половинчато... Так, ни о чем не подозревая, мы сталкиваемся с проблемой собственно метода как единственно возможного способа обитания и пытаемся взглянуть на существо проблемы с позиции постнеоинфантиндифферентности и антисептичности при вскрытии нарыва предпосылок. О Методе написаны горы литературы, взбираясь по ним, ломая ноги и сворачивая шеи, находим эдельвейс понимания важной истины: литература, искусство кино и театра, мир музыкальных созвучий <197> невольники собственного самопостижения и воссоздания, и где-то в этом диком море, в этой каше, в этом болоте процесса <197> кувыркаемся мы с вами, утешаясь грезами о свободе выбора... смешно, не правда ли? Чаяния бумажных душ, сострадания к типографской краске... нет, если хотите знать мое компетентное мнение <197> то я бы никому не посоветовал смотреть такое кино <197> зачем нам знать, по какую сторону экрана мы находимся? Кого прельстит догадка о том, что ты играешь роль играющего роль играющего роль? Кто в этом бедламе занимается распределением ролей и кто решает, какой из эпизодов должен стать для тебя последним?..
<197> Ваше эфирное время истекло,<197> напоминает миловидная ведущая и улыбается критику, а потом улыбается зрителям, и все вокруг начинают улыбаться, понимая, что утекает не только эфирное время.
<197> Вы меня сбили с мысли,<197> говорит Испражняев-Канский.<197> И это не первый раз. Когда-нибудь мы с вами крупно поссоримся...
<197> Да ладно вам ворчать,<197> говорит ведущая,<197> ворчун нашелся. Люди пришло кино смотреть, а вы им что показываете?
<197> Зачем я только связался с вами? <197> спрашивает кинокритик.<197> Были бы хоть гонорары приличные, поговорил <197> получил <197> купил что-нибудь, опять поговорил <197> опять получил <197> покушал чего-нибудь... А так <197> что?
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |