"Йен Пирс. Сон Сципиона " - читать интересную книгу автора

Решающим документом для этого позднейшего вывода был тот, который он
нашел в Ватикане, - "Сон Сципиона", доказывающий, насколько глубоко епископ
постиг неоплатонизм, эту сложнейшую из философских систем. Из всех, кто еще
был способен к действиям, именно философ соединил дела с проникновением в
идею решительного вмешательства. Мог ли человек подобный Жюльену не
соблазниться таким толкованием? Далекий от религии Жюльен, сосредоточенный
на литературе, и миросозерцании, и истории, не принял во внимание другую
сторону репутации Манлия, ту сторону, которая представляла его как
чудотворца. Он даже не потрудился опровергнуть ее как суеверный вздор,
прельщающий доверчивых простаков. Он полностью ее проигнорировал.
Не прошло и часа после его смерти где-то около 486 года, как труп
Манлия был разорван в клочья теми, кто собрался во внешнем дворе в ожидании
его кончины. Едва стало известно, что он испустил последний вздох, толпа -
насчитывавшая что-то около двухсот человек - ринулась в дом, требуя, чтобы
им показали покойника. Поскольку там больше не было ни стражи, ни людей,
способных воспротивиться такой силе, горюющие вскоре переполнили спальню,
распевая псалмы, молясь и протискиваясь вперед, чтобы прикоснуться к бренным
останкам человека, который, как было известно всем, уже стал святым.
Вероятно, какой-нибудь охотник за реликвиями (этот презренный тип людей уже
существовал) первым наклонился из-за спин, чтобы откромсать кусок савана и
приобщиться святости, впитавшейся в ткань, которая прикасалась к его
смертной плоти. Быть может, это был горожанин или диакон соседней церкви,
пожелавший приобрести частицу его во славу своего храма. Во всяком случае,
этим человеком не мог быть никто из его родственников или друзей - они либо
были вытеснены из комнаты напором толпы, либо в омерзении ушли сами.
Этот поступок вызвал панику и подвигнул второго, а затем и третьего
вцепиться в саван. Через минуту-другую тело осталось совсем нагим, но и
этого оказалось недостаточно: мужчины и женщины, соперничая, начали дергать
его волосы, потом руки. Свалка перешла в драку, и в комнате воцарилась
благоговейная кровожадность, люди вопили от ярости и рыдали в экстазе,
удаляясь только тогда, когда завертывали в плащ его частицу - окровавленную,
бесформенную. Или же она покоилась - все еще источая теплую красную
жидкость - у них в ладонях.
То, что осталось, когда буря унеслась, было обмыто, одето и помазано
миром, прежде чем быть доставленным на носилках к месту его последнего
упокоения в везонской церкви, которую он столь прекрасно украсил. Городской
каменщик уже чертил план гробницы - семья Манлия все еще богата и хорошенько
пороется в карманах, чтобы явить миру величие своего родича. Диакон (теперь
возглавивший церковь в ожидании, когда Манлию отыщется преемник) поставил
стражу из самых сильных мужчин, которых сумел найти, а потом снова
погрузился в размышления.
Не вернутся ли охотники за реликвиями? Бывало, что в неутолимой жажде
святости они опустошали дом святого. Кроме того, хотя Манлий, несмотря на
свое прошлое, и предал себя церкви, все же был богат. Памятуя заветы Господа
Нашего, диакон не хотел, чтобы его епископ умер богатым. Не будь его смерть
(апоплексический удар, который поразил его внезапно в возрасте шестидесяти
двух лет, вскоре после того, как он встал ото сна) столь непредвиденной,
Манлий, не сомневался диакон, отдал бы распоряжение, чтобы все его богатство
перешло церкви для пущей ее славы и дабы он мог умереть в бедности.
А потому, едва тело оказалось в безопасности внутри храма, он начал