"Йен Пирс. Сон Сципиона " - читать интересную книгу автора

даже не подозревали о его язычестве. Для Оливье Платон был всего лишь
именем, таинственным полулегендарным некто, практически забытым. Оливье был
клерикальным придворным и отчасти поэтом и сделал своей заветной целью
очищение литературы от тлетворного воздействия его эпохи, и в этом он
походил на Манлия куда больше, чем мог бы заподозрить. Однако, по меркам
Жюльена, знания его были ограниченны, умение проникать в суть - невелико.
Любовь к литературе была болезнью, овладевшей им еще в отрочестве. Его
отец, по-видимому, был тщеславным человеком, ожесточенным тем, что не сумел
преуспеть, так как был нотариусом в маленьком нищем городишке, где фортуна
никак не могла ему улыбнуться. Везон, как говорили люди, когда-то был
великим городом, но так давно, что никто не знал, правда ли это или нет.
Бесспорно, крестьяне, распахивая свои поля, часто выворачивали из земли
большие каменные обломки статуй, резных карнизов и даже металла, но без
малейшего интереса - только ругались на хлопоты, которые они им доставляли.
Лишь изредка их забирали, чтобы использовать на постройке амбара или дома на
высоком холме, куда местные жители около века назад перекочевали ради
большей безопасности.
В этом тесном кроличьем садке убогих грязных улочек, выходящих на реку
и поля, скрывших город Манлия, в 1322 году и родился Оливье де Нуайен к
великому восторгу своего отца, который тут же перенес на него все свои
честолюбивые помыслы. Оливье (верил он) были суждены великие свершения. Он
станет настоящим юристом, отправится в Париж и займет видное положение при
королевском дворе Франции, чужой варварской страны к северу, где людям
открываются возможности обрести богатство и влияние. Эта мысль родилась у
него почти в тот же момент, когда он зачал Оливье в торопливом бесстрастном
соитии со своей женой, и одновременное возникновение идеи и ее воплотителя
так его поразило (когда жена сообщила ему свою новость примерно пятнадцать
недель спустя), что он узрел в этом знак, поданный ему святой на холме,
славящейся мудростью своих советов.
Подобным указанием небес пренебречь было нельзя, и Оливье узнал про
свое будущее так рано, что, вполне возможно, слово "юрист" было одно из
первых произнесенных им. Его отдали в школу возле собора, он выучился
грамоте, получал побои за ошибки, а по вечерам и даже по воскресеньям отец
готовил его к блестящей карьере, сужденной ему после того, как он поучится в
университете в Монпелье. Связей у его отца было мало, но те немногие, какие
у него имелись, он усердно культивировал в поисках невесты и патрона для
своего сына. Благодаря отдаленному родству он счел себя вправе вступить в
переписку с Аннибалдусом ди Чеккани, епископом при папском дворе в Авиньоне
с блестящим будущим, благодаря связям настолько же влиятельным, насколько
никчемными они были у Нуайена-старшего. К этому времени отца сверх того
начало тревожить поведение сына. Мальчик словно бы вознамерился ставить
препоны желаниям своего родителя с помощью бесчисленных уловок. Он часто
пропадал по нескольку дней, хотя и знал, какую порку получит по возвращении
домой; он упрямо отказывался учиться; назойливо задавал вопросы, на которые
отец - хороший, но необразованный человек - ответить не мог. Он крал птиц,
грибы, плоды на землях, принадлежавших другим людям, так помногу, что на
него жаловались. Следовали новые порки, столь же безрезультатные. Письмо
монсеньору Чеккани, которому вскоре предстояло стать кардиналом, было, по
сути, актом отчаяния, желанием передать мальчика в руки более весомого
авторитета, который мог бы подавить, а при необходимости сломить дух,