"Йен Пирс. Перст указующий (часть 3) " - читать интересную книгу автора

с опасными людьми, пусть даже ни в коей мере разделяя их веры или взглядов.
Лишь под принуждением и с неохотой он сообщал сведения о своих друзьях, и я
счел эту верность похвальной чертой и подумал, что, буде ее обратить на
более достойные цели, из этого невежественного мальчишки еще выйдет человек
достойный.
Его допрос сохраняли в тайне, дабы он не лишился доверия своих друзей,
а после я предложил ему поступить ко мне в услужение за приличную плату, и
он был так поражен выпавшим на его долю счастьем, что согласился не
раздумывая. Уже тогда он обладал некоторыми познаниями (его покойный отец
был печатником в городе) и умел недурно читать и писать без ошибок. А когда
я поманил его знаниями, он откликнулся с воодушевлением, какого я ни
прежде, ни потом не встречал ни в одном другом ученике.
Те, кто знает меня, могут счесть это невероятным, ведь мне известно,
что я пользуюсь славой человека нетерпеливого и раздражительного. С
готовностью признаю, что не терплю праздных, недалеких или самодовольных
невежд. Но дайте мне настоящего ученика, который пылал бы жаждой знании,
кому потребна лишь капля сладкой влаги, дабы устремиться ко всей реке
учености, и мое попечение не знает границ. Взять к себе Мэтью, образовать
его ум, смотреть, как углубляется его понимание и возрастает ученость, -
богатейший опыт, пусть также и наитруднейший и требующий недюжинных усилий.
Зачатие детей - плебейская работа природы, глупцы на такое способны,
крестьяне на такое способны, женщины на такое способны. Но вылепить из этих
подвижных комков глины мудрых и добродетельных взрослых - задача под силу
лишь мужам, и лишь они одни способны по достоинству оценить дело рук своих.
"Наставь юношу при начале пути его он не уклонится от него, когда и
состарится" (Книга притчей Соломоновых, 22:6). Я не питал чрезмерных
надежд, но думал, что со временем найду ему место на правительственной
службе и под конец преподам ему мои познания в криптографии, дабы он был
полезен и сам мог пробить себе дорогу. Мои упования сбылись вполне: сколь
быстро ни постигал науки Мэтью, я знал, что он может продвигаться еще
быстрее. Но, признаюсь, это только распаляло мое желание, чтобы пошел он
еще дальше, и нередко я терял самообладание, когда он неверно строил фразу
или путался в простейших постулатах математики. Но мне думалось, он знает,
что мой гнев берет начало в любви и честолюбивых надеждах на его будущее. И
он как будто всегда и во всем старался заслужить мою похвалу.
Знал я и другое рвение его подчас было столь велико, что иногда он
трудился слишком усердно, и все равно я погонял его: когда единственным
моим желанием было просить его отдохнуть и поспать или вознаградить его
каким-либо знаком моей любви к нему. Однажды я поднялся с постели и нашел
его раскинувшимся на моем столе. Все бумаги были в большом беспорядке,
свечное сало закапало мои записки, и стакан воды опрокинулся на
недописанное мной письмо. Я пришел в ярость, ибо по природе я весьма
аккуратен, и немедля стащил его на пол и побил. Он ни словом не возразил,
ничего не сказал в свою защиту но покорно принял от меня наказание. Лишь
позднее (и не от него) я узнал, что он просидел без сна всю ночь, пытаясь
решить логическую задачу, какую я ему поставил, и наконец уснул от
усталости. Как тяжко мне было не испросить у него прощения, не уступить
чувствам. Полагаю, он не подозревал о моем сожалении ведь стоит подорвать
полнейшее повиновение, вызвать сомнение в нем, как власть авторитета будет
навеки утрачена, пострадает же от этого слабейший. Это мы видим, куда бы ни