"Алексей Павлов. Отрицаю тебя, Йотенгейм! (Должно было быть не так, #2) " - читать интересную книгу автора

Виртуозно уворачиваюсь и делаю вывод, что хождение в народ пора прекратить.
Надо свернуть в переулки.
По Плющихе и далее к метро "Спортивная" иду быстро, получая ровное
удовольствие от нагрузки, прямо как в юности! В сумерках иду мимо низких
окон, и в них мелькают цветные картинки чужой жизни.
Вот я и дома. На автоответчике твой грустный голос сообщает, что ты
хочешь говорить со мной. Сегодня мы обязательно созвонимся. И скоро
обязательно увидимся. Собственно, мы не расставались.
Меня манят чистые листы бумаги. С удовольствием пишу письмо. Все будет
хорошо. Я тебя люблю. Сейчас буду звонить.
(P.S. Я чувствую свое лицо!)
Алексей.
Москва, 13 октября 1996 года.

Трудно сказать, где была реальность, здесь, где я прятал нос от
кашляющих гепатитчиков; за окном ли, где на лицах прохожих были ознаменованы
заботы; в письме; или там, на дорогах Европы. Возможно, реальность там, где
я. Но где я?
Зря философствуешь, ты на Матросской Тишине, на той же сборке, где
через дверь сидит в кабинете все та же тюремная красавица с красными
ногтями. Гепатитчиков оприходовали и отправили лечиться. Я же судорожно
размышлял, какие приведу аргументы, так как, по результатам предыдущего
приезда, выходило, что ничем я не болен: сознания не теряю, ходить, плохо,
но могу, не умираю - какие еще могут признаки? Голова? Нога? Рука? Спина?
Все это, как женщина уже объяснила, и у нее есть, и даже, если не врет, тоже
болит. "Что сказать?" - думал я в тревоге, слушая то тишину, то арестантов,
то шум на продоле, от которого все настороженно затихают, и шагнул по вызову
в кабинет, решительно не зная, как себя вести.
Так. Павлов. На что жалуетесь, - бесстрастно поинтересовалась врач, и
я начал неуверенно исповедываться, робко излагая симптомы, буквально стыдясь
того, что не калека, а вот приперся на больницу. На лице женщины появилось
характерное выражение непреклонной брезгливости, и на губах явственно
обозначились слова "на Бутырку", но дверь с коридора открылась, зашла
какая-то женщина и заговорила о пустяках, мимоходом заметив: "Павлов - от
Сергей Иваныча". И ушла.
Так, говорите, грыжа? - как ни в чем не бывало, продолжила врач. --
Спина болит? Так. Сильно болит? Что, даже выпрямиться не можете? Нога? Рука?
Как так онемела? Да Вы что, острая боль?! Голова? Полгода болит? Что же Вы к
врачу не обращались? Это же серьезно!"
Я обращался...
Где ж обращался! - здесь бы было написано.
Устыдившись того, что не написано, я замолчал.
Так Вас надо в хирургию.
Нет, нет, - испугался я, - не до такой степени.
Ладно, идите на сборку, мы Вас позовем.
"Ап!! И тигры у ног моих сели!" С каким вожделением я ждал этой минуты,
и она наступила. Пришел вертухай и с гуманным выражением лица повел меня
подземным переходом на больницу. Боже мой, какое счастье, какая радость! Как
легка и замечательна жизнь! Да, бывают в ней огорченья, но что они против
такой удачи. Мне может позавидовать любой арестант. Вон там, слева,