"Алексей Павлов. Отрицаю тебя, Йотенгейм! (Должно было быть не так, #2) " - читать интересную книгу автора

в жопу вставили свечу.
Ты гори, гори, свеча,
У Ивана Кузмича!
Все бы еще полбеды, но проснулся напротив некий горный орел. Проснулся,
расправил крылья, достал из тумбочки баян, с любовью оглядел его, спрятал в
баул и, как будто только что ос- тановился, продолжил с мужественным
акцентом:
А я и спрашиваю! Что она делала в хате? Сосала. Мы ее на вертолет
пригласили, так, в гости, думали, она отдыхала, а она нет - сосала. Сама
сказала. Мы подумали, подумали - да, вроде красивая. Шлюха, конечно, но
ничего. Мы ее и спрашиваем, а как мол с нами. А она: "С удовольствием".
Полхаты ее за ночь отымели.
И в таком духе не переставая, с перерывом на проверку, весь божий день.
Практически без вариаций. Господа, цените свободу. Лучшая из свобод - не
слушать мудаков.
По прошествии изрядного времени стало понятно, что речь идет не о
проститутке, доставленной в хату (очень редко, дорого, но бывает), а о
петухе.
К великому моему облегчению, горный орел на следующее утро с больнички
был выписан и, хлопая крыльями, улетел.
Я ощущал себя в привилегированном положении на единственно верной
дороге, где в конце тоннеля обязательно есть свет, надо лишь дойти. То, что
не всем это удается, со всей очевидностью стало ясно в предыдущей хате. За
сутки перед тем, как перевели сюда, в хату занесли мужика без сознания,
потом он начал стонать, хрипеть, к ночи заметался в бреду, упал с кровати,
вертухайша пристегнула его наручниками к железяке и больше на наши призывы
не реагировала, сказав, что до утра ничего сделать нельзя. Под утро у него
началась агония, и на рассвете он умер. Почему-то я был уверен, что после
этого меня закажут с вещами, что и произошло.
Смрадная камера с извечными тараканами, узкий свет грязной лампочки,
растекающийся по грязным зеленым стенам, сжатое пространство, проклятый
дальняк за полуистлевшей занавеской, бомжи, которых вечно призывают помыться
и побыть людьми хотя бы в тюрьме все это может довести до бешенства, и
доводит, но если раньше я думал, что альпинизм школа терпения, то теперь
считаю, что до тюрьмы ему далеко. Мучит жажда общения; дебильное общество
как петля на шее. Зашедший в хату азербайджанец усиленно изображал из себя
больного, как в анекдоте добавлял к словам частицу "мультур" (потому,
видать, что культур-мультур не хватает) и злостно портил воздух. Ночью через
решку заехал груз с общака. Пачка хороших сигарет, перевязанная и
переклеенная, предназначалась Смоленскому. Общий корпус оказал ему уважение,
и пачка как символ легла на его тумбочку, а ее хозяин удовлетворенно
закимарил. Глубокой ночью, когда дремали все, азербайджанец, тусующийся у
тормозов, кошачьим шагом двинулся к решке, запустил пальцы в пачку и, отойдя
к тормозам, закурил.
Але, мультур, тебя кто-то угощал? не выдержал я.
Просто я хочу курить.
Пару секунд, открыв глаза, Смоленский размышлял, потом резко поднялся,
схватил литровый фаныч, в два прыжка оказался у тормозов и вмазал
азербайджанцу по балде. Звук был как металлом по дереву. С этого момента
болеть он перестал и воздух не портил. Уходя из хаты, он выскользнул как