"Олег Павлов. Метафизика русской прозы" - читать интересную книгу автора

состояния, в этом - все усилие культуры, истории..."
К мыслям Андрея Платонова мы обращаемся не ради красивой цитаты.
Русская классика - это ведь не пантеон или собрание застывших в своем
совершенстве мыслей, книг; она обеспечивает своей цельностью ценность
русской художественной традиции, делает ее живой, способной к развитию, но
не позволяет художественному развиваться в ущерб духовному, и наоборот -
накопление опыта и не может произойти без этого взаимопроникновения. Явление
беллетристики само по себе не подменяет классический тип литературы, но у
нее всегда было свое место, свой шесток. Сказать иначе, для нее и не
оставалось никакого другого места. Но вот если классика, ее цельность
утрачиваются, если следует остановка в развитии, тогда все распадается на
затухающие художественные фрагменты, испускает дух - и беллетристика
становится типом литературы в оскудевшей культурной среде. Русская же
культурная среда, напротив, в высшей степени обогащенная, насыщенная.
Поэтому новый тип литературы и насаждается в эту живую среду не иначе как
переустройством ее понятий, ценностей и, как мы теперь наблюдаем, через
уценку национального значения языка. Преобразование культурной среды есть
деятельность просвещения.
Так мы открываем для себя двигатель современных событий, за которыми
скрывалось преобразование самого русского культурного типа, равносильное его
отрицанию.
Исторический и духовный феномен просвещения всерьез у нас почти не
обсуждался. Есть раздробленные поневоле исторические и культурные факты с
уже сложившимся к ним отношением. Крещение Руси, русский церковный раскол,
петровская реформация, славянофильство и западничество и тому подобное, но
нет связи событий и понимания, что образуется некое общее, никогда не
прерывавшееся пространство. Это пространство, как метафизическое, существует
сопротивлением русской самобытности и борьбой за эту самобытность; от
крещения Руси и столкновения с византийским просвещением до последней
социальной реформации, новообращения России в капитализм, и современного
проамериканского просвещения. Но дух борьбы, русская самобытность еще
самовыражаются во времени. Славянофильство и западничество - это наиболее
поздние и современные нам формы борьбы за самобытность. В шестнадцатом или
семнадцатом веке нашей истории она имела форму иную, ереси и благочестия, но
такую же временную в сравнении с самой метафизикой борьбы.
То, что у нас понималось в советское время под "пропагандой", на деле
вырастало только из идеологических целей и средств. Воспитательный
соцреалистический метод, глубина его проникновения в жизнь могут сравниться
лишь с деятельностью просвещения, что и было: советское просвещение. Мы
знаем о явлении "Нового мира" в том времени, о явлении альманахов
"Метрополь" и "Вече", последний получил известность меньшую, но участие
Венедикта Ерофеева и Леонида Бородина делает его событием такого же
масштаба; знаем и "Наш современник", когда в нем печатались Нагибин и
Астафьев, а журнал имел подлинный отечественный образ. Столкновение с
советским просвещением тут было борьбой за самобытность. Но была ли общность
борьбы? Ее, что очень важно, как раз и не было. Национальное и прозападное
мировоззрение расходились между собой не меньше, если не больше. В этом
смысле "Поминки по советской литературе" и были просроченной статьей, потому
что этот виток борьбы за самобытность происходил уже в недрах советской
эпохи, в семидесятых годах.