"Олег Павлов. Эпилогия" - читать интересную книгу автора

Паша страдал, будто его дрессировали. Выпей на работе и не останься
ночевать в охранницкой - попадешь в вытрезвитель. А не хочешь в
вытрезвитель - пей после работы или будь к выходу на проклятую эту улицу
как стеклышко трезв. Паша выбирал первое - испытывал себе назло судьбу и,
всякий раз попадая в медвытрезвитель, а после появляясь поутру на службе,
сам себе удивлялся: "А я дай, думаю, домой пойду... Нет, пора менять работу.
В смысле место. Пью? Так я как пью - не валяюсь же под забором. Другие вот
валяются. А я шел сейчас с банкой пива - все болит, а вот дошел же до
больницы. Я пью по-интеллигентски, в своих четырех стенах".
Однажды встретил я Пашу поутру на посту с подбитым синюшным глазом,
опухшего, сизого от побоев. "Пострадал я из-за тебя,- сообщил он
торжественно после минуты неловкого молчания.- Мы вчера день рождения
Светки-санитарки отмечали". "Ну и чего?" "Чего, чего...- забасил он уже
обиженно.- Мне нет, чтоб остаться, так я дай, думаю, домой пойду..." "Ну? А
чего ты меня сюда приплетаешь?" "Ишь ты, да как же так, если мне из-за тебя
вон всю морду набили. Тьфу, лучше б я молчал! Я ж думал, ты сила, а ты..."
"Павел, ну хватит дурить, что случилось?" "Что случилось, что случилось...
Повязали меня вчера. А я решил - все, больше терпеть этого безобразия не
стану! Сказал им про тебя... Ну, что ты есть... Слыхали, говорю, вот это мой
лучший друг и напарник, скажу ему, он вас, быдло такое, по первое число
пропишет! Я там на слова не скупился, ну, думал, они понимают, с кем имеют
дело... А они мне что? Они мне в морду! Ах так, говорят, писатель у тебя
друг - тогда получай! Так и кричали, издеваясь. Спать не давали. Три раза
голого водили под шланг. Одно страдание".
Паша, однако, что бы ни было, продолжал меня по-своему уважать и имел
какую-то свою душевную нужду в том, чтобы ждать от меня новых романов. Он
уже втайне надеялся попасть в один из них в виде героя и сам ненароком
подсказывал: "Я ведь романтический герой... Теперь таких уж нет..." Он
никогда не звонил, а тут вот звонок - был в подпитии, радостно звал меня
приехать срочно к нему домой, куда-то на Сокол: "Здорово, писатель,
приезжай, я тебе его отдаю... Не бойся, все будет в порядке... Выпьем
коньяка, а потом поедешь с ним домой...- проговорил таинственно.- Это то,
о чем ты мечтаешь..."
Честно сказать, мне было тягостно даже вообразить, что я окажусь в
гостях у Паши. Но отказать в ответ такой отчаянной радости не повернулся
язык. С порога попал в объятия тоскующего, будто б по Новому году,
разудалого одинокого хозяйчика. Квартира сиротливая, холостяцкая: пустые
стены, диванчик, два стула. Коньяк был в хрустальном графинчике, и из него
Паша с умилением, как из семейной реликвии - "это дедушки моего, купца,
была вещь, соль он в Москву из Костромы возил",- разлил по стопкам коньяк.
"Вот он, бери, пиши, раз такое дело...- щедрым жестом указывает на
коробку.- Я их сам когда-то делал этими вот руками, последний остался, еще
с прошлых времен... Думал продать его тебе со временем, а потом думаю: ну
что я с теми деньгами буду делать? Ну нет... Нет, говорю сам себе! Деньги
эти проклятые мою жизнь сгубили. Пора, думаю, разрубить этот вопрос - и вот
решил не брать с тебя денег. А дай, думаю, подарю!" Подарка этого не принять
было уже невозможно. Паша то замыкался, то шумно бунтовал, стоило мне
промолвить словечко, что вещь эта все же стоит денег. Они, деньги, были его
мукой - жизнь его сгубил миллион. И я выслушал печальную, но и отчаянную
исповедь человека, который, "если б знал", то "никогда б не взял".