"Олег Павлов. Степная книга" - читать интересную книгу автора

ему горло. И оно рассмеялось, брызнувши, до ушей.
Я увидел это потом: когда ротный, отяжелевший, будто надгробье, стоял у
разметавшегося по земле человека, и когда Каримов глядел сам на себя из
темной лужи - испуганный, с зализанными на косой пробор бурыми волосами.
Было тихо. Курили. Из ненужных рук, ног и губ Смирова уходила навсегда
кровь и как-то растерянно вытекала наружу, оглядываясь, как прирученный
зверь - в лесу. Она была совсем молодая, эта кровь. Редея, она делила часы
на минутки, потом на мгновенья... и оборвалась, будто отмерив человеческую
жизнь.
Солдаты стояли молча и все еще не верили. Ждали. И не брали на руки
погибшего, боясь оставить в нем хоть одну живую каплю.
А Смиров тем временем стал пустым и белым. И его рука, с белыми и
пустыми пальцами, лежала как-то рядом с ним, но отдельно, как чужая.
Я плакал. И плакал ефрейтор Каримов из бурой лужи, и тот Каримов,
который глядел в нее. А ротный сказал нам: "Перестаньте, суки..." Потом
Смирова несли на руках завернутым в списанную старшиной простыню. В караулке
от него стало совсем тоскливо, и его положили в летнюю каптерку на
неструганную скамью. В каптерке пахло мышиным пометом, будто ладаном.
Ефрейтор Каримов снова и снова шел туда поглядеть. Солдаты провожали его
глазами и вели тихую беседу за портянки, байковые, полагавшиеся на осень.
А я жалел, что Леху в землю зароют. Зароют с небом в глазах. А оно все
равно останется над ним висеть... И кто мне ответит - для чего жизнь
устроена так. И знать хочу - отчего зеки пальцами тычут в небо. И еще
подумал, что из земли неба не увидать. Потому что темно в ней. И глаза
застит.


Короткая повесть

Рота растянулась по степи, принимая бой. Рвалась из жил. Плюхалась в
грязь и ползла на брюхе, силком подымаясь в штыковую, обматерив весь свет.
Сержант, Вася Савельев, Янкель и я были посланы ротным командиром к сопке,
на вершине которой бушевал вражеский тот огонь. Ее рыжая изрытая маковка
виднелась вдалеке. Мы бежали, а Янкель все ныл, что не может.
Потом мы упали на землю, и Янкель ныл, что не может ползти. Осерчав,
сержант гнал Янкеля наперед себя прикладом, покуда ротный не прокричал, что
его убило. Он обмяк и закрыл послушно глаза, а до сопки оставалось рукой
подать, но все уже хотели умереть, как Янкель.
Побледнев от отчаянья, сержант и Васюха поволокли этого убитого. Потом
и я волок Янкеля, так как про Васю Савельева ротный прокричал, что он теперь
тяжелораненый. Янкель был толстым беспомощным человеком. И чем дольше мы его
волокли, он становился все тяжелее. А мы только подлезали к сопке, с вершины
которой не враги не свинцом лупили по нас и по залегшей в грязи роте.
У подножия, шатаясь от усталости, сержант закричал: "Пусть топает своим
ногами, надоело тащить!" Но ротный, который и шагал за нашими спинами,
подгоняя, страшно гаркнул в ответ, и мы опять сознались, что Янкель убит,
что Васюха ранен, и полезли молчком вперед.
На вершине сопки было освобождающе пусто. Закладывая уши, гудел ветер.
Опустела с той высоты и степь. И был ротный - с полпальца, давно отступивший
и позабывший про нас, и солдаты, рассыпавшиеся по степи, как ржаное крошево,