"Н.Ф.Павлов. Именины " - читать интересную книгу автора

помню, что я очутился в спальне моего барина... Лампада теплилась перед
образами, и первые лучи утренней зари прокрадывались сквозь закрытые
ставни. У меня в руке была бритва. Я смело подошел к кровати, с отвагой
убийцы отдернул -занавес, но... я говорю правду... рука моя опустилась
прежде, чем я увидел, что в постели никого не было. Да, у меня недостало
бы силы на такое дело. Все, однако ж, я должен благодарить провидение, что
он не ночевал дома: он проигрывал последнее и - проиграл. Жаль, что мы
теперь не можем встретиться с ним! Верно, он предчувствовал, что на земле
негде ему спрятаться от меня, и спрятался на три аршина в землю. Бог ему
судья!., он сделал лучше, что поставил меня на карту.
Я стоял у постели, все члены мои дрожали, холодный пот катился с лица,
и язык повторял невнятно: "Злодей, убийца!.."
Изнемогая и телом и душою, я повалился перед образами, но не мог
молиться: у меня не было ни одной ясной мысли, ни одного понятного
чувства. Все перепуталось: и безумие любви, и ненависть, и унижение, и
гордость, и рай, и ад. Я лежал и вглядывался в распятие, стараясь
вспомнить, что оно значит. Сердце мое так стучало, что я испугался наконец:
мне послышалось, что кто-то идет. С ужасом вскочил я, спрятал бритву и
выбежал из спальни, как Гамлет, преследуемый тенью отца. В передней
догорала свеча, и человек, мой собрат, дожидавшийся барина, спал крепким
сном. Тут я пришел в себя и отправился домой, но не мог уже успокоиться.
Перемена судьбы сделалась для меня необходимостью, воздухом, без которого
нельзя дышать. Сибирь, голод, мороз, Нерчинские рудники - я все это
перечел себе по пальцам в одну ночь и вывел заключение, что там мне будет
лучше. На другой же день я бежал, пригладил волосы, вздел армяк и запустил
бороду. Мне хотелось, по обычаю русских беглецов, пробраться в Одессу, а
если поймают, назваться непомнящим родства.
Цель моего побега была попасть в солдаты или умереть от своей руки.
Когда мне представлялось, что я солдат, то какой-то луч надежды сверкал
передо мною, и Александрина являлась тут с своею улыбкой. Дома я оставил
письмо, что бросился в Волгу. Все дело в решимости: я решился - и мне
стало легче.
Не зная порядочно дорог, не имея ни малейшего сведения о притонах, где
гостеприимные хозяева дают ночлеги удальцам Руси, я бродил, как Каин.
Голая, осенняя земля бывала часто мне постелью, а засохлый хлеб - пищею.
Но на последней ступени унижения и нищеты, глаз на глаз с жизнию, которую
судьба разоблачила от всех соблазнов и показала мне без прикрас в
безобразной наготе... у меня были торжественные минуты!
Представьте себе человека без родных, без друзей, без знакомых, словом,
одного на земле, только с темным воспоминанием о каком-то голосе, о
какой-то женщине!.. Представьте, что этот человек идет по необозримой
степи, смотрит на небо, усеянное миллионами звезд, и поет: я пел, что
певала она.
Теперь вообразите себе земскую полицию, уездный суд, душную тюрьму
уездного города... Вообразите заклейменные лица и лица, приготовленные,
сотворенные для клейма: это были мои судьи, мое жилище и мои товарищи.
Меня взяли как беспаспортного и привели к исправнику.
Он прежде допроса схватил меня за ворот и замахнулся; но бог спас нас
обоих. Блюститель благочиния и порядка, верно, хотел только начать с чего
следует и постращать меня, но не ударить; а я видел уже минуту, как