"Н.Ф.Павлов. Демон" - читать интересную книгу автора

домашние могли тотчас заметить в нем перемену: не было на
нем прежнего лица, которое за версту, бывало, просило уже
обедать. Можно б подумать, что он на целый век лишился
аппетита. Что с ним? чем он так взволнован? Нет, это уже
не Невский проспект сидит у пего в голове. Ему хочется
принарядить жену, показать ее в люди, хочется денег, Анны
на шею; да, боже мой, кому ж этого не хочется? да о чем же
хлопочет весь мир? Но мир ведет себя пристойно, он
обрабатывает свои дела потихоньку, это кабинетные тайны;
он добьется до креста и не наденет его, он набьет в
карманы денег и с постной физиономией будет проповедовать,
что богатый не внидет в царство небесное. Поэтому
выражение в чертах Андрея Ивановича нельзя было приписать
какой-нибудь обыкновенной естественной причине, которую
всякий носит у себя в сердце и от которой на у кого не
меняется лицо. Любопытно б, однако ж, объяснить себе его
расстройство, отгадать истину, дорыться до корня его
отчаянья. Но иногда приходят в голову все вещи известные,
тертые, все деньги да чины, и никак не припомнишь, что еще
глубже трогает человека. Правда, одно слово, сказанное на
ухо, может убить старого мужа, один почерк пера может
уничтожить давнослуживого чиновника.
- Что с тобой сделалось? - спросила жена, потому что
этого вопроса нельзя было избежать; но спросила без суетли
вости, без испуга, с каким подбегает жена к осерженному
мужу, когда он или моложе ее, или, если старше, может по
смерти оставить что-нибудь.
- Сделается, - отвечал муж, - как сидишь целое утро, но
разгибая спины, когда другие прогуливаются у тебя под но
сом и ходят так прямо, точно проглотили аршин. - В первый
раз Андрей Иванович солгал на службу. Именно в это-то утро
он и не имел права роптать, в это-то утро он почти и не
сгибал спины. Женино любопытство ограничилось одним
вопросом, потом она надулась сама, села. к<п< правая, к
окошку, подперлась локтем и стала смотреть па улицу.
Чрезвычайно приятно, когда молоденькая женщина сидит,
молчит и дуется; благороден порыв независимости и слабом
существе и извинительно пренебрежение в красавице. Она не
навязывалась с утешеньями, не приставала:
Раздели со мною пополам твое горе . Что тут делить по-
пустому! Из всех разделов это, конечно, самый чувствитель
ный, но зато и самый несносный: делишь, делишь, а все оста
нешься при своем; никто тебя не обидит и не возьмет чужо
го! Она не прибегла к кошачьим ласкам, чтоб умилостивить
разъяренного льва, спросила, повернулась и села. Ее равно
душие может показаться странным, всякий имеет право ска
зать: ей должно было хоть притвориться, да изъявить больше
участия, потому что всякий догадался уже, какая сила свела
эту жену с этим мужем. Нищета выдала ее головою. Он дал ей
крышу, он поил, кормил и одевал ее, но вот и все, а