"Н.Ф.Павлов. Демон" - читать интересную книгу автора

его, как наперсников, нельзя было расслышать: глубина
смиренья или пыл чувства задушали звуки голоса. Потом, это
ему не нравилось, он опускал руки, как солдат, как солдат
вытягивался с тою только разницей, что не отменял
наклоненья головы и потупленных глаз. Правда, пробовал он
приподнять голову, вскинуть глаза, выдвинуть одну ногу, но
это ему не удавалось, к этому не было у него призванья. А
между тем сияла бледная ночь, а между тем широкие полосы
света и тени падали с неба на громадные созданья человека.
Все было близко, что льстит гордости, что убеждает нас в
прочности наших строений, все, от чего исчезает земля под
ногами. Но иные тем охотнее припадают к ней, чем больше
величия у них под боком. Долго переходил Андрей Иванович
из одного положения в другое, долго вырабатывал из себя
статую, согласную с его идеей и с требованьями века, долго
трудился оп обдуманно, отчетливо, без опрометчивости, -
дьявольское наваждение коверкало его члены в ночное время,
когда люди или спят, или пишут. Дорого ему стоило это. Он
не учился танцевать. Тело его не было выломано и
приготовлено искусством для всяких театральных положений.
Андрея Ивановича бросило в краску, у Андрея Ивановича
откуда ни взялась живость молодости. Бывало, с середины
комнаты до письменного стола он пройдет чинно и сделает
пять крошечных шагов. Теперь это расстояние вместилось в
один огромный шаг. Растрепался халат на его груди, и,
может быть, в первый раз сверкнули степенные глаза. Он
опомнился, он взглянул на свои бумаги, он с раскаяньем
блудного сына кинулся к ним: сколько часов погублено в
праздности, в действиях законопротивных, отдано на
съеденье бог знает каким преступным мыслям!.. Горячая
жажда честной работы проснулась в нем, жажда труда все-
таки почтенного, который до сих пор кормил его без укориз
ны!.. с необыкновенной жадностью рылись его руки в бума
гах, точно скупой между куч золота не досчитывался червон
ца!.. Наконец он вытащил лист самой лучшей почтовой бума
ги, поднес к свече, полюбовался произведением петергофской
фабрики и сел. Минутный пыл прошел, обычный свет рас
пространился по его лицу, как лучи утра по небу. Андрей
Иванович может писать неправильно, но сидит за письмом
всегда в правильном состоянии души. Андрей Иванович не
пишет очертя голову. Почтовая бумага была положена к сто
роне, перед ним лежала серая: уже на волос от нее шевели
лось его перо, он наклонялся к ней, отшатывался от нее и
не спускал с нее глаз, заглядывал то справа, то слева, а
все не решался приступить. Опять странность, то ли было
прежде! прежде писанье текло у него как по маслу. Наконец
сомнения прекратились, начало сделано, но и тут беда: не
успевало слово явиться на бумаге, как он медленно, важно и
без малейшего негодованья зачеркивал его. Куда девался
золотой век переписыванья? Завтра спросят у Андрея Иванови