"Константин Георгиевич Паустовский. Повесть о лесах (Повесть) " - читать интересную книгу автора

сегодняшний. Он проснулся очень рано и несколько минут не двигался,
прислушиваясь к перезвону лесных жаворонков. Даже не глядя в окно, он
знал, что в лесу лежат росистые тени.
На соседней сосне куковала кукушка. Он встал, подошел к окну,
закурил.
Дом стоял на пригорке. Леса уходили вниз, в веселую даль, где лежало
среди зарослей озеро. Там у композитора было любимое место - оно
называлось Рудым Яром.
Самая дорога к Яру всегда вызывала волнение. Бывало, зимой, в сырой
гостинице в Риме, он просыпался среди ночи и начинал шаг за шагом
вспоминать эту дорогу: сначала по просеке, где около пней цветет розовый
иван-чай, потом березовым грибным мелколесьем, потом через поломанный мост
над заросшей речкой и по изволоку - вверх, в корабельный бор.
Он вспоминал этот путь, и у него тяжело билось сердце. Это место
казалось ему наилучшим выражением русской природы.
Он окликнул слугу и заторопил его, чтобы поскорее умыться, выпить
кофе и идти на Рудой Яр. Он знал, что сегодня, побывав там, он вернется -
и давно живущая где-то внутри любимая тема о лирической силе этой лесной
стороны перельется через край и хлынет потоками звуков.
Так и случилось. Он долго простоял на обрыве Рудого Яра. С зарослей
липы и бересклета капала роса. Столько сырого блеска было вокруг, что он
невольно прищурил глаза.
Но больше всего в этот день Чайковского поразил свет. Он вглядывался
в него, видел всё новые пласты света, падавшие на знакомые леса. Как
только он раньше не замечал этого?
С неба свет лился прямыми потоками, и под этим светом особенно
выпуклыми и кудрявыми казались вершины леса, видного сверху, с обрыва.
На опушку падали косые лучи, и ближайшие стволы сосен были того
мягкого золотистого оттенка, какой бывает у тонкой сосновой дощечки,
освещенной сзади свечой. И с необыкновенной в то утро зоркостью он
заметил, что сосновые стволы тоже отбрасывают свет на подлесок и на
траву - очень слабый, но такого же золотистого, розоватого тона.
И, наконец, он увидел сегодня, как заросли ив и ольхи над озером были
освещены снизу голубоватым отблеском воды.
Знакомый край был весь обласкан светом, просвечен им до последней
травинки. Разнообразие и сила освещения вызвали у Чайковского то
состояние, когда кажется, что вот-вот случится что-то необыкновенное,
похожее на чудо. Он испытывал это состояние и раньше. Его нельзя было
терять. Надо было тотчас возвращаться домой, садиться за рояль и наспех
записывать проигранное на листках нотной бумаги.
Чайковский быстро пошел к дому. На поляне стояла высокая раскидистая
сосна. Ее он прозвал <маяком>. Она тихо шумела, хотя ветра и не было. Он,
не останавливаясь, провел рукой по ее нагретой коре.
Дома он приказал слуге никого к себе не пускать, прошел в маленький
зал, запер дребезжащую дверь и сел к роялю.
Он играл. Вступление к теме казалось расплывчатым и сложным. Он
добивался ясности мелодии - такой, чтобы она была понятна и мила и Фене, и
даже старому Василию, ворчливому леснику из соседней помещичьей усадьбы.
Он играл, не зная, что Феня принесла ему махотку земляники, сидит на
крыльце, крепко сжимает загорелыми пальцами концы белого головного платка