"Ян Парандовский. Эрос на Олимпе " - читать интересную книгу автора

любовь, которая у него приобретала характер порывистого вожделения.*
______________
* ... приобретала характер порывистого вожделения - временами он не
возражал против своего участия в любви и без недовольства взирал на визиты
Аполлона к своей возлюбленной Хионе. Это сотрудничество сводных братьев
напоминает мне латинскую надгробную надпись, посвященную двумя рабами их
общей супруге, волнующую и трогательную.

Посему трудолюбивый бог был немало удивлен, когда однажды ему преградил
дорогу Пан, козлоногий божок пастухов, и назвал его отцом. Глядя на эту
уродливую фигуру, Гермес возмутился: такое чудище может быть разве что
плодом звериной любви, коза его родила, а отцом был козел. Пан знал, что не
отличается красотой, но и его укололо, что от него отрекается собственный
отец. Тогда он сказал:
- Чем более глумишься над своим сыном, тем менее заслуживаешь уважения
к себе самому, создателю подобного совершенства. Не моя вина, что я такой
получился.
И напомнил ему о Пенелопе, пещере и о том козле. Гермес не имел
возможности возразить. Осмотрелся кругом, не видит ли их кто, и сказал:
- Знаешь, мой сын, что я тебе скажу? Подойди и обними меня. Но прошу,
не называй меня отцом, а то нас кто-то может услышать.
И улетел.
Пан погрустнел. Остался он теперь один на свете. Мать покинула его
навсегда, отец от него отрекся. И остался он тем, кем мы его видим: лесным
духом, олицетворением дикой природы.

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПАНА

Был Пан аркадским пастухом, кочевником, как все пастухи. Лето проводил
в горах, а на зиму переселялся в Эфиопию. Вставал с проблесками дня и
отправлялся на охоту, с которой возвращался в полдень. Подкреплялся чем
придется и ложился в тени деревьев у журчащего родника, и весь лес, и поля,
и холмы, и долины знали, что это "час Пана", тишину которого нельзя нарушать
ни музыкой, ни пением, ни каким-либо шумом. Пастухи боялись Пана. Он
напускает неожиданную панику на стада, тяжким кошмаром, как полуденный
демон, опускается на спящих и бессилием отягощает их члены.
Вечером Пан играет. Вокруг него на лесной поляне танцуют нимфы. Их
легкие одеяния и сиреневые тела издали напоминают белые испарения,
возносящиеся среди черных древесных стволов. Пан играет на сиринге. Это его
излюбленный инструмент: несколько обрезков тростника разной длины, склеенных
воском в один ряд. Незамысловата его пастушеская свирель, но он не сменил бы
ее на златострунную кифару Аполлона, ибо в ней есть то, чего нет в
Аполлоновой кифаре, - сердце.
Как же может быть иначе, если эта сиринга была когда-то сладкоголосой
девой? Да. Дева звалась Сирингой. Пасла коз, играла с нимфами и пела, так
красиво пела! Пан увидел ее и полюбил. Не знал, что делать, что сказать ей,
чтобы добиться взаимности. В итоге подошел к ней и сказал напрямую, что с
этого времени по его воле козы у нее в стаде будут давать двойное потомство.
Догадалась Сиринга, зачем он это говорит, и залилась смехом: хорош у нее
возлюбленный - не козел, не человек. Пан разгневался и захотел взять ее