"Алексей Иванович Пантелеев. В тундре " - читать интересную книгу автора

эту сумку Ване в лицо. Сумка была расстегнута, и оттуда так резко несло
йодом, карболкой и другими аптечными запахами, что Ваня сморщился,
отшатнулся и чихнул. И, словно в ответ, он услышал радостный собачий лай.
"Братцы! Так это ж не волк!" - подумал Ваня. Через силу он приподнял
голову и увидел, что возле него на снегу лежит, вытянув лапы, рыжая с белыми
подпалинками собака-лайка. Повернув к Ване острую обезьянью мордочку, лайка
смотрела на него маленькими внимательными глазками и все повизгивала и
подталкивала Ваню своим левым боком, где была у нее приторочена ремешком
походная сумка-аптечка.
"Это ж она лечить меня хочет, перевязочные материалы мне сует", -
догадался Ваня. И опять у него защипало в глазах, когда он понял, что его не
забыли, не бросили, вот послали на поиск его санитарную собаку.
А лайка, уже нетерпеливо и даже сердито поскуливая, все требовала:
"Открой же сумку, возьми перевязочный пакет. Ты же знаешь, что я не человек,
я не могу сделать тебе сама перевязку..."
"Песик... славный, - подумал Ваня. - Спасибо тебе. Но что же мне, милый
ты мой, делать? Я ж ни рукой, ни ногой пошевельнуть не могу..."
И собака будто услыхала его мысли. Она вскочила, отряхнулась от снега,
сунулась туда-сюда, как бы раздумывая, как ей следует поступить. Потом
подбежала к Ване и стала деловито зарывать его, заваливать снегом. И, укрыв
его по самый нос толстым снежным одеялом, она еще раз лизнула его в щеку и
побежала. И, уже отбежав шагов на двадцать, оглянулась, махнула хвостиком и
деловито тявкнула, и Ване послышалось, что она крикнула ему:
"Не унывай, солдат! Все в порядочке будет..."
"Ну, что ж, - подумал Ваня. - Может, она людей приведет. Только навряд
ли... Не успеет".
И все-таки мысль о том, что за ним могут прийти, могут найти и
подобрать его, радовала и согревала Ваню.
Теперь он боролся с дремотой, со слабостью. Только бы не заснуть, не
потерять память, не прозевать минуту, когда за ним придут. Но время шло, а
слабость одолевала его. Под снегом он согрелся и, когда согрелся, вдруг
опять почувствовал острую боль в левом плече. Боль была такая сильная, что
на какое-то время Ваня опять потерял память. После этого он еще несколько
раз впадал в забытье, просыпаясь, с трудом открывал глаза и видел только
синевато-белый морозный пар, идущий от его лица, да звездочки-снежинки,
повисшие на ресницах, крохотные серебряные звездочки, на которых блестел,
отражаясь, радужный лунный свет. Но слух у Вани был чутко насторожен, даже
во сне и в забытьи он слушал и ждал. И вот - через час или через минуту - он
очнулся, услыхав, как что-то заскрипело по снегу. Он застонал, хотел поднять
голову, но уже не мог поднять ее даже на полсантиметра.
"Едут... за мной, - понял Ваня. - На санях едут".
Деревенское ухо его сразу же угадало, что это не лыжи, а сани, и не
какие-нибудь легкие салазочки, а настоящие ездовые сани, подбитые железом.
Он лежал и слушал, и вдруг ему показалось, что сани удаляются, что скрипят
они уже не так весело и не так громко.
"Уйдут", - похолодел Ваня и хотел крикнуть, хотел позвать людей, но и
тут вспомнил о немцах и не крикнул.
А сани уже не скрипели.
"Ушли", - решил Ваня. И не успел подумать об этом, как услыхал над
головой у себя знакомый заливистый собачий лай.