"Алексей Иванович Пантелеев. В тундре " - читать интересную книгу автора

пушистый снег. Приподняв голову, Ваня жадно прислушивался. Никто его уже не
звал, но ему казалось, что он слышит, как скрипят на снегу лыжи или полозья.
"Наши... меня ищут", - подумал он и уже открыл рот, хлебнул воздуха и
хотел крикнуть "братцы" или "товарищи"... Но тут опять мелькнуло у него в
голове: "А вдруг фрицы?" - и опять ему представилось, как подбегают к нему
вражеские солдаты, наваливаются на него, бьют, вяжут ремнем руки и волокут
его в свое логово.
"Нет, лучше замерзну пускай", - подумал Ваня. И, подумав так, он вдруг
понял, что ведь и в самом деле замерзнет, что никакой надежды на спасение у
него нет и быть не может: до расположения их части километров сорок, а то и
больше. Ночь темная. Кто же его тут спасет? Тут его только немцы могут
найти. А скорее всего заметет его снегом, и ни зверь, ни человек не разыщут
костей его.
В эту минуту вспомнилась Ване вся его прошлая жизнь, и мать свою он
вспомнил, и знакомых ребят, и родную деревню.
Все это было и ничего не будет.
"Умру, как тот ямщик в песне", - подумал Ваня, и ему стало так жалко и
себя, и маму, и молодость свою, что он заплакал. И плакал долго, пока опять
не заснул.
Спал он нехорошо, тревожно, было ему во сне душно и тесно и все
казалось сквозь сон, что рядом кто-то ходит. Он просыпался, сфыркивал с лица
снег, прислушивался и, ничего не услышав, кроме посвиста ветра, засыпал
снова.
И вот один раз он проснулся, и опять представилось ему, что рядом
кто-то живой. На мгновенье почудилось, что он не в тундре, а в больнице, что
пахнет сулемой. Он открыл глаза и увидел, что уже светло. Но свет этот был
не дневной - высоко в небе торопливо бежали кучерявые, легкие и прозрачные
тучки, и сквозь бегущую пелену эту мягко сочился на землю нежный серебристый
свет - не то луна, не то северное сияние. Этот свет показался Ване таким
ослепительно ярким, что он не выдержал и зажмурился. И вдруг ему
померещилось, что кто-то тронул его и жарко дохнул ему в левую щеку. Он
невольно открыл глаза и тотчас, так же невольно, закрыл их. Он успел увидеть
только тень на снегу, огромную ушастую тень, но и этого было достаточно,
чтобы все тело его, которое уже давно перестало чувствовать и боль, и страх,
и холод весенней полярной ночи, - все тело его как бы разом оттаяло и
дрогнуло от ужаса.
"Волк!" - только и успел подумать Ваня.
И в ту же минуту он опять ощутил у себя на лице обжигающее, пахнущее
псиной дыхание, даже почувствовал, как потекли по щеке, а оттуда за ухо и за
воротник ручейки талого снега. Он слышал, как горячо, с присвистом
обнюхивают его, как сильные пружинистые лапы царапают его плечо и жадно
роют, ищут в сугробе его тело.
"Не надо!" - не то сказал, не то подумал Ваня. И застонал уже не от
боли и не от страха, а просто от мысли, что вот какой нехорошей, глупой и
позорной смертью приходится ему умирать.
И тут, когда он застонал, он почувствовал, как теплый шершавый язык
лизнул его щеку. И еще раз лизнул - уже по лбу и по носу. И кто-то очень
знакомо тявкнул и жалобно заскулил над Ваниным ухом. Он удивился, приоткрыл
один глаз и увидел то, что меньше всего ожидал сейчас увидеть: парусиновую
сумку с нашитым на ней большим ярко-красным кумачовым крестом. Кто-то совал