"Михаил Панин. Матюшенко обещал молчать (Заводские истории) " - читать интересную книгу авторанездоровое общественное мнение? А если знать меру, если всегда помнить, что
дома тебя ждет семья, если ты не корова, которая не оторвется от воды, пока не нальет брюхо под завязку, если ты челове-ек! - тогда другое дело, совсем другое, и никто тебе дурного слова не скажет, даже собственная жена. Хорошо говорили. С чувством. Пыхтели цигарками в ожидании, когда до них дойдет стакан, и бдительно следя, чтобы кто-нибудь в темноте не перепутал очередь. Иногда сверху, где были куры, на кого-нибудь падала густая капля, и это было неудобно главным образом потому, что нельзя было снять шапок. А так - привыкли. Лишь когда раздавался характерный звук, все умолкали, и тот, на кого плюхало, вытираясь, говорил: "Что делают, гады..". Часов в пять утра Серега, чиркнув спичкой, заглянул в ведро и, слегка придерживаясь за стенку, выбрался из курятника наружу - полез в погреб за новой порцией. И то ли заснул там, возле бочки, то ли еще что, а только компания ждала-ждала его и, потеряв терпение, запела. "Раскинулось море широко, и волны бушуют вдали, товарищ, мы едем далеко, подальше от милой земли..." Одинокий прохожий, окажись он в эту глухую пору возле Серегиной усадьбы, пожал бы плечами, гадая, откуда это среди ночи такой хор. Ни огонька в хате, а поют. Как баптисты. Но вслушавшись и узнав песню, он, конечно бы, сообразил: нет, это не божьи люди просят прощения у всевышнего за грехи, скорее - тонет в морской пучине боевой корабль, и матросы, обнявшись, бесстрашно встречают свой последний час. Чертовщина какая-то: нигде и щелка не светится во всей хате. Но, постояв бы еще немного у забора, этот прохожий наверняка увидел бы, огонь, и Серегина жена Мария, накинув ватник и прихватив с собой лопату, осторожно выскользнула из сеней во двор. И еще бы он увидел, какая это решительная и боевая женщина. А дело было в субботу, под выходной день. Работали в ночь и пошабашили часа в три: кончилась формовка, а ждать, когда наформуют, не было никакого смысла - как раз и кончится смена. Помылись, переоделись в чистое. Вышли на заводской двор. Ночь на дворе - и сказать нельзя, какая ночь, тепло, тихо, и чем-то таким тянет от земли сладким, что в голову лезет черт-те что, сказать стыдно, как будто опять, как в молодые годы, ждешь, а чего ждешь, сам не знаешь - всего уже дождался. Вот Матюшенко и говорит Сереге: - Чуешь, Серега, весной пахнет... А Серега говорит: - Как же, пахнет! Почки, вон видишь, какие набрякли на сирени - того и гляди цвет дадут. А потом мороз как вжарит - будет тебе весна. Все к чертовой матери померзнет! - Так кто ж этого не понимает, - кротко согласился Матюшенко. - Все может быть - природа. Но разве в этом дело? - Тут Матюшенко деликатно покашлял. - Дело в том, Серега, что я живу далеко, а Тимка - еще дальше. А трамваи не ходят. У Брички, сам понимаешь, ни кола, ни двора. А ты, Серега, живешь, считай, почти что рядом... Вся Матюшенкина бригада - еще пять человек - в нерешительности топталась у цеховых ворот, не зная, что им теперь лучше делать: идти по домам, тут поспать, в раздевалке, или еще что. "Еще что" было бы всего |
|
|