"Леонид Панасенко. Повесть о трех искушениях (Авт.сб. "Мастерская для Сикейроса")" - читать интересную книгу автора

общем довольная выбором дочери и поэтому умиротворенная. Она подолгу
снимала кожуру с картошки, а сала брала самые тоненькие кусочки. При этом
ее корявые пальцы напрягались. Спустя минуту-другую кусочек непонятно
каким образом возвращался на тарелку обратно... Ближе к вечеру Катя вдруг
пискнула "горько!". Он так охотно потянулся к Марии, что звякнули ордена.
Катю опять бросило в жар, а мать заулыбалась. Губы жены таяли под его
напористыми губами, и бывшего разведчика даже качнуло - поплыл под ногами
затоптанный пол, сдвинулись стены старенького общежития...
Бартошин покачал головой: тридцать лет прошло с той осени, а не
забылось, нет.
- Слушай, Мария, - сказал он, - а почему бог Солнца? Ну, Костя, помнишь
тогда... Он тебя дочерью Солнца назвал.
- Какой еще Костя? - удивилась жена.
- Когда женились. На свадьбе.
- А ты и забыл?!
В голосе жены прозвучала укоризна, а глаза наоборот - заулыбались.
- Я же не всегда такая была. Понял?
- К чему это ты?
Она подошла, сняла косынку.
- Золотая ты моя, - прошептал Иван Никитич, глядя на седые волосы жены.
Как он мог забыть?! Конечно же, дочь Солнца, золотоголовая Мария, которой
в пятидесятые годы любовался весь их пединститут. У Марии-младшей,
родившейся в пятьдесят третьем, волосы пошли в него - русые. Мария шутила
тогда: "Ты мне всю породу испортил".
Он виновато привлек жену к себе.
Как быстро ушла молодость! И как безжалостно обирает она людей, уходя
от них. Цвет волос и блеск глаз, тайную прохладу кожи и упругость губ...
Все забирает. Все дары свои. Справедливо ли это? Иван Никитич вздохнул.
Может, и справедливо. Потому что осень жизни приносит свои дары. Прежде
всего - ясность ума и понимание, что суета есть суета, как ее ни назови.
Хлопнула калитка. На пороге веранды мелькнуло цветастое платье
Мироновны.
Соседка зашла к Бартошиным как бы денег занять. На самом деле хотелось,
конечно, другого. Посмотреть. На двор, на дом соседский, на Никитича, на
Марию его. Странная она... Всю жизнь возле швейной машинки просидела, а
туда же - гордая. Слова лишнего не вытянешь. Ну да ладно, я и сама все
увижу. Главное - надо узнать, что с прошлой пятницы изменилось. Жизнь-то
вытекает. Как вода из дырявой бочки. А там и дно. А на дне всегда самое
интересное...
Мироновна вошла в комнату и сразу же сфотографировала глазами лица
соседей. Не завелась ли, не дай бог, в доме какая напасть? Она сперва
всегда на лице поселяется. Напастей Мироновна знала за человекам тьму, они
за ним - говорила - вместе с тенью ходят. Особенно за выпившими мужиками.
Правда, Никитич не пьет, но это ровным счетом ничего не значит. Сегодня в
рот не берет, а завтра, смотри, уже запойный.
- Разведданные доставила? - улыбнулся Бартошин, кивая соседке. Он любил
при случае ввернуть в разговор военное словечко.
- Так точно. Все при мне, - подтвердила Мироновна. - Квартирантка вчера
в Москву ездила. По радио небось всего не расскажут.
И заспешила, даже задрожала от напряжения, пропуская через себя жизнь,