"Леонид Панасенко. Повесть о трех искушениях (Авт.сб. "Мастерская для Сикейроса")" - читать интересную книгу автора

толпы задумается: "А за что все-таки сожгли Еретика из Нолы?" - уже это
станет моей победой. А ты... Ты прости меня, чужеземец..."
Порыв ветра швырнул пламя вверх, сорвал с головы Еретика колпак шута.
Огонь, казалось, взметнулся к самому небу.


За город Патрульный отправился пешком. Он шел, а ветер этой непонятной
планеты успокаивал его, ласкал лицо, нашептывал: "Да, они сейчас убоги и
темны. Но зато они молоды духом, революционным духом". Он так ни разу и не
оглянулся на Рим, не глянул ни на одну из красот Вечного города.
В кабине Корабля Патрульный долго размышлял, листал книги земного
философа. Потом наконец сформулировал мучившую его мысль и несколько раз
повторил ее про себя, как бы испытывая на прочность: "Увы, у каждого мира
своя логика. И чего стоит в данном случае наш галактический рационализм?
Чего он стоит в сравнении с самопожертвованием Еретика, его мудростью?"
Патрульный достал из складок одежды кристалл видеофонозаписи казни
Еретика, бережно положил его на пульт и проворчал, обращаясь к Кораблю:
- Сохрани. Пусть посмотрят потом будущие Патрульные на последних циклах
учебы... Пусть узнают...
Перед тем как включить двигатели Корабля, он еще раз взглянул на
корявые деревца по-весеннему голой опушки, на кристалл видеофонозаписи и
невольно вздрогнул - ему показалось, что преломленный луч солнца вспыхнул
в кристалле буйным всепоглощающим огнем.



СЕНТЯБРЬ - ЭТО НАВСЕГДА

"И пришел к тебе бог Солнца, и дал в жены дочь свою, а за что - тебе,
раб недостойный, никогда не понять..."
Озорной лучик проколол желтизну листьев, коснулся лица. На ветвях,
заглядывающих в распахнутое окно, светились другие лучики-паутинки. Они
сонно двигались по саду, залетали в комнату. Да, седеет лето... Бартошин
любил эту старую грушу. Что за сорт! В самом деле красавица - "лесная
красавица". Плоды огромные, сочные... В ту далекую осень они, студенты,
отъедались после войны хлебом и грушами. Хлеба понемножку, а груш -
сколько душа желает - душистых, слаще меда. Наверно, потому губы Марии
были такими сладкими. Слаще меда... А в самом деле - за что? За что бог
Солнца дал ему, демобилизованному лопоухому сержанту, Марию?
Иван Никитич опять повторил в памяти шутливую молитву, которую с
надрывом прочитал на их свадьбе Костя Линев, и улыбнулся. Костя тоже
приударял за Марией. Но пока Линев носился с очередной идеей
преобразования истории как науки, они в сентябре тихо-мирно поженились.
На свадьбе их было пятеро. С Кривого Рога приехала мать Марии, привезла
два куска сала. С мировой скорбью на лице заявился Костя, но, выпив
полбутылки "Степных цветов", подобрел душой и даже сочинил молитву, смешав
в ней все мифы и верования народов мира. Катя, подружка Марии, сидела
тихая, как мышь, испуганно поглядывала то на его ордена и медали, то на
Марию, что-то представляла себе - из "семейной жизни" - и тут же
заливалась мучительной краской стыда. Теща была усталая с дороги, но в