"Леонид Панасенко. Танцы по-нестинарски (Авт.сб. "Мастерская для Сикейроса")" - читать интересную книгу автора

так, то ее могут узнать и остальные. Пойдут слухи или, того хуже, анонимка
в ВАК... Он несколько дней не находил себе места. Затем навалились дела,
заняли мысли, да и Йегрес помог: появился как-то на экране осциллографа,
зеленый и едкий, обругал, назвал трусом и паникером и буквально потребовал
выбросить дурь из головы. И вот все повторяется. Правда, защита прошла
блестяще, ни слухов, ни анонимок после того случая не последовало, но
почему, почему они отводят глаза? Сочувствуют его горю... или?
Дочь включила телевизор, позвала мать. Уже сообщали спортивные новости
- приближалось время приключенческого сериала, в котором играл Высоцкий и
который Ольга с Тамарой смотрели уже третий раз.
Лахтин вышел на лоджию, закурил. В полутемном дворе еще играли
мальчишки. После дневной жары выбрались на лавочки возле подъезда
престарелые соседки, которых Лахтин полупрезрительно называл "товарищеский
суд". Окна зажглись еще не все. По двору гулял голос спортивного
комментатора, и Лахтин с улыбкой подумал, что вовсе не обязательно делать
великие открытия или писать "Войну и мир", чтобы прославиться и стать
кумирам - достаточно несколько вечеров побыть Жегловым с его перехлестами
и экранным надрывом... Впрочем, чему завидовать - слава ученых всегда было
камерной.
За деревьями, на крыше подстанции он увидел огонек сигареты. "Вон куда
пацаны забрались", - подумал Лахтин, но в следующий миг то ли заметил, что
мрак на крыше в этом месте гуще, то ли почувствовал присутствие двойника.
- Это ты, Злодей? - тихонько позвал он. - Лети сюда, поболтаем.
Черный человек отделился от крыши - Лахтин понял это по движению
огонька сигареты - и стал наискосок подниматься вверх, к его девятому
этажу.
- Привет, Чудовище, - сказал человек-призрак, зависая в пустоте возле
лоджии, и Лахтину стало не по себе.
- Почему ты дал мне это прозвище? - спросил он. - В отместку?
- Ничего подобного, - возразил Йегрес и, чтобы не шокировать Лахтина,
присел на перила лоджии. - Я в своем мире злодей, ты - в своем. Это если
по большому счету, если обнажаться... А так мы вполне нормальные люди. Не
воры и не бандиты, не дураки и не прожигатели жизни... Напротив, мы одни
из движителей жизни, потому что прогресс держится на деловых людях. Мы
тратим себя - свой ум, талант, время, но и требуем у судьбы
вознаграждения. Мы иногда говорим ей: "Отдай то, что нам положено".
- Мне кажется, ты преувеличиваешь мою роль, - возразил Лахтин. - Я
больше слушаю. Это ты постоянно меня поучаешь, советуешь, даже требуешь,
чтобы я сделал так или иначе...
- Самообман, - засмеялся Йегрес. Он затянулся, и в его жутковатых,
белых зрачках на миг зажегся огонь. - Ты малость труслив, родственничек, и
поэтому лицемерен. Нельзя быть одновременно сытым, то есть всем довольным,
и честным. Тебе такая правда, конечно, претит, она чересчур голая, так
даже говорят "голая правда"... Поэтому ты безумно рад, что у тебя есть
анти-"я", двойник, которого легко объявить черным человеком, воплощением
зла и всего низменного, что живет в тебе. Ладно, Чудовище, я не обижаюсь.
Таковы правила игры...
"А может, это в самом деле игра? - подумал Лахтин. - Параллельный мир,
Злодей, наши разговоры с ним - все игра? Суперсовременная, в которой
соединились бешеный прогресс и пошленький, дряхленький мистицизм. Игра в