"Александр Сергеевич Панарин и другие. Философия истории" - читать интересную книгу автора

самокритике, а значит - с установками на самообновление. Запад впервые
отказывается брать Историю в союзники и ставит ее под подозрение. Если такой
подход окончательно возобладает на Западе, то это, несомненно, будет
свидетельствовать о кризисе данной цивилизации. Нельзя предлагать Истории
игру "с нулевой суммой": пытаться остановить ее в целях собственной
стабилизации. Запад до сих пор почти всегда поступал иначе: вместо того,
чтобы ожидать сокрушительной критики извне, он брал критическую инициативу
на себя, смело противопоставляя собственному настоящему качественно новое
будущее. Эта способность к формационной инициативе способствовала тому, что
исторический процесс до сих пор шел не в форме смены цивилизаций, а в форме
смены формаций в рамках одной и той же западной цивилизации. Если такая
способность на этот раз в самом деле изменила Западу, это будет означать,
что формационная инициатива перешла к другим культурам и цивилизациям.
Надо сказать, что грех натурализма давно уже проявляется в западном
пострелигиозном сознании. Позитивистская прагматика заставляет искать
пионеров прогресса в основном там, где обеспечены наилучшие стартовые
условия. Словом, исторический процесс интерпретируется в духе экстраполяции
уже сложившихся возможностей. Между тем, со времен христианства в мире
известен знаменательный парадокс: "Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство
Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они
наследуют землю".
В этом парадоксе содержится не только вызов христианской
сострадательности сильным мира сего. Он несет в себе заряд творческой
исторической методологии: изобретает новые правила не тот, кто выиграл, а
тот кто проиграл, взыскует нового будущего и инициирует его не тот, кто
доволен настоящим, а тот, кто определенно недоволен им. Победителям выгоден
статус-кво, потерпевших он не устраивает.
Давно уже на Западе ощущается декадентская склонность передоверить
историческую ответственность безликим механизмам технико-экономического
прогресса, сняв ее с человека как "слабого звена". По-видимому, именно
проигравшим технико-экономическое соревнование с Западом предстоит вернуть
человеку статус главного звена, а духовным факторам - главного источника
продуктивных исторических новаций. Если будущее постиндустриальное общество
будет развиваться в прежней техноцентричной парадигме, представляя собой ту
же техническую цивилизацию, лишь на более рафинированной технологической
основе, то мировое лидерство Запада, по всей видимости, сохранится, а
исторический процесс "банализируется" в духе уже известных форм и решений.
Если же, как предупреждает теория глобальных проблем, техноцентричная
парадигма развития, сформированная Западом, грозит человечеству
окончательным экологическим тупиком, то формационная стратегическая
инициатива, вероятнее всего, примет характер духовной реформации, не столько
касающейся технических средств, сколько самих целей, ценностей, смыслов
деятельности. В этом случае более вероятно, что такая инициатива будет
исходить не от Запада, а от других цивилизаций, сохранивших больше вкуса и
чуткости к духовно-экзистенциальной проблематике.
Особый ракурс современного исторического дискуса связан с задачей
демократизации исторического процесса. Сегодня становится очевидным, что
теории модернизации и догоняющего развития не только игнорируют
культурологические предупреждения по поводу невозможности механического
переноса западных эталонов на почву других культур или экологические