"Александр Сергеевич Панарин. В каком мире нам предстоит жить? " - читать интересную книгу автора

группы", а Варшава и Прага воспринимались евразийским населением, живущим за
железным занавесом, как центры европеизма, как "наш собственный Париж". Уйдя
на Запад, эти народы из культурных лидеров превращаются в славянских
маргиналов романо-германской системы, а их столицы - в малопочитаемую
европейскую провинцию.
Прагматически ориентированному мышлению может представляться, что
этнокультурный статус народов - малозначащая величина по сравнению с
экономическими приобретениями и приобщением к Риму современного мира -
Западу. Но исторический опыт, в том числе и самый современный, показывает,
что утрата высокого этнокультурного статуса для народа, меняющего
геополитическую и цивилизационную нишу, - фактор серьезного риска. При
крутых поворотах истории в первую очередь жертвуют маргиналами.
Можно ли уменьшить риск для славянских народов, ушедших в Центральную
Европу? В долгосрочном плане смысл этого вопроса расшифровывается на языке
теории обмена: что могут дать славяне Центральной Европе и что она, в свою
очередь, может дать им. В условиях водораздела между Западной и Восточной
Европой, углубленного биполярной структурой мира, Запад в целом и Западная
Европа в частности определялись как романо-германский мир. Славянство явно
недостаточно участвовало в формировании облика Западной Европы. С этим можно
было примириться в условиях, когда у славянства была своя геополитическая
ниша, свой "цивилизационный дом". Но с уходом в Центральную Европу перед
славянством встает задача обжить новый дом, освоить его не на началах
культурного капитулянства и эпигонства, а на партнерской, творческой,
соучредительной основе.
Без нового автономного звена в лице Центральной Европы у славянства
никаких шансов на это не останется - их уделом будет растворение и
ассимиляция. Поэтому славянство кровно заинтересовано в становлении
автономной, не растворенной в атлантизме Центральной Европы. Разумеется, при
одном условии: если американская гегемония не будет заменена другой -
германской. И здесь следует подчеркнуть: чем выше шансы на партнерство
Германии и России как ведущих держав хартленда, тем более высоким и
защищенным будет статус славянства в Центральной Европе.
Сегодня многие народы бывшей Восточной Европы, травмированные опытом
тоталитаризма, стремятся дистанцироваться от России и даже вступить в НАТО,
рассматривая этот шаг как гарантию от российской "непредсказуемости". Но,
во-первых, непредсказуемость России резко возрастет, если ее вытолкнут из
системы европейской безопасности и загонят в угол. Пример Германии,
обделенной и обиженной Версалем, дает здесь достаточную пищу для
размышлений; во-вторых, если Россия в самом деле окажется либо вконец
ослабленной, либо, обескураженная бесцеремонностью европейцев, устремится на
Восток, к Китаю, то над славянами Центральной Европы нависнет тень
германской гегемонии. Разумеется, можно дискутировать, насколько германская
гегемония предпочтительнее прежней, советской. Но все же наиболее бесспорным
будет вывод о том, что лучше обойтись без всякой гегемонии, нейтрализовав ее
системой "сдержек и противовесов". Сегодня в рамках большой европейской
системы роль противовеса, кроме России, сыграть некому. Поэтому объективно,
в плане долгосрочных интересов, западное славянство заинтересовано в
сильной, авторитетной России, сохраняющей активное участие в европейских
делах.
Остановимся теперь на вопросе о том, почему сама Европа заинтересована