"Орхан Памук. Меня Зовут Красный" - читать интересную книгу автора

клевету. Но никогда она не была так далека от истины.
Считается, что все началось, когда Ева съела запретный плод или Аллах
признал меня высокомерным. Но это не так. Начало было, когда Аллах показал
нам человека и потребовал поклонения ему, и все ангелы повиновались, а я
решительно НЕ СТАЛ ПОКЛОНЯТЬСЯ ЧЕЛОВЕКУ.
В отличие от меня новые европейские художники порядком преуспели в
таком преклонении. Они рисуют цвет глаз господ, священников, богатых
торговцев, они изображают оттенок их кожи, морщины на лбу и даже
отвратительные волосы, растущие в ушах; они выписывают несравненную линию
губ женщин, тень в ложбинке груди, кольца на пальцах, а потом вешают рисунки
на стену, размещая их на самых видных местах, как идолов, словно человек -
это существо, которому надо поклоняться. Разве человек настолько уж важное
создание, что надо рисовать его во всех мелочах, вплоть до тени? Если
рисовать дома на улице постепенно уменьшающимися, как неверно видит глаз,
разве не окажется в центре вселенной человек, а не Аллах? Лучше всех это
знает могущественный Аллах. Думаю, всем ясно, насколько нелепо утверждать,
что мысль рисовать так принадлежит мне, отказавшемуся поклоняться человеку,
претерпевшему за это столько обид, павшему в глазах Аллаха, выслушавшему
столько брани и осужденному на одиночество.
Уже сотни лет меня безжалостно избивают камнями и проклинают. Но пусть
мои враги вспомнят, что время до Судного дня мне отпустил сам Аллах. Век же,
отпущенный Аллахом человеку, всего шестьдесят-семьдесят лет. Я бы сказал:
постарайтесь продлить свой век за кофе, но знаю, что раз такое сказал я, то
кто-то совсем откажется от кофе, а кто-то перевернется вниз головой и
постарается влить кофе себе в зад.
Не смейтесь. Важно не содержание, а форма мысли. Важно не что рисует
художник, а как он рисует. Только не надо выпячивать свой стиль.

Я - ШЕКЮРЕ

Во сне я видела отца, он говорил что-то, но я никак не могла понять
что, это было ужасно; я проснулась. Шевкет и Орхан так тесно прижались ко
мне с двух сторон, что я даже вспотела. Я сумела высвободиться, не разбудив
их, встала с постели и вышла из комнаты.
Пройдя прихожую, я тихонько открыла дверь комнаты Кара. При свете
свечи, которую я держала в руке, увидела белую постель, похожую на труп в
саване.
Я протянула руку вперед, и свеча осветила усталое небритое лицо Кара,
его голые плечи. Я подошла поближе. Он вертелся во сне, как Орхан, и на лице
его было какое-то девичье выражение.
- Это мой муж, - сказала я себе. Он был настолько далеким и чужим, что
меня охватило отчаяние.
Я ногой ткнула его в плечо и разбудила. Увидев меня, он заволновался,
причем, как я и хотела, не столько обрадовался, сколько испугался. Не дав
ему проснуться окончательно, я выпалила:
- Я видела отца во сне. Он сказал мне страшную вещь. Это ты убил его...
- Разве мы не были вместе в момент его убийства?
- Это так, - сказала я, - но ты знал, что отец останется дома один.
- Нет, не знал. Это ты отправила из дома Хайрие и детей. Так что знала
только Хайрие и еще, может быть, Эстер. А кто еще мог знать - тебе виднее.