"Марина Палей. Жора Жирняго" - читать интересную книгу автора

К ужасу Жоры (предполагавшего увидеть в качестве умиротворяющего
дизайна, по крайней мере, солидного пластмассового мужчину со съемной
брюшной стенкой, за которой открывался бы взгляду змеевик зеленовато-сизых
кишок, а с правого верхнего боку, толстущей сургучной пиявкой, присосалась
бы печень - или, с учетом специфики недугов, - полностью оскальпированную
голову с легкомысленно откинутым на металлических петельках теменем, под
которым было бы обнажено одинокое, серое, никому не нужное ядро грецкого
ореха) - к ужасу Жоры, в кабинете оказались лишь белые стены - голые, как
потолок. На черных оконных стеклах, прозрачными брызгами, дрожали дождевые
капли. Застывая, они превращались в белые капли нутряного сала - грязного
нутряного сала уличных ламп.
- Это, конечно, лишнее, - напористо приступил Жора, - так что я заранее
прошу у вас прощения за дополнительное уточнение, но мне хотелось бы еще раз
получить ваши заверения в том, что мои визиты к вам останутся строго
конфиденциальными.
"Каждому свое, - завистливо подумалось психиатру, - ишь, как чешет! Мне
бы так: я бы гала-гала-гипноз на сцене Колонного Зала учредил... По
Центральному бы телевидению, каждый вечер, на всю державу..." Он собрался
было уже сказать: "Вы - мой почетный аноним!", но, смутившись, мучительно
пропыхтел:
- Вы - мой п-п-п-п-п... мой п-п-п-п... - тут он медленно и расчетливо
вдохнул, как делал всегда, преодолевая приступ заикания, и вполне
членораздельно закончил: - Вы - мой почетный онанизм!..
Воцарилась пауза, во время которой Жора мстительно наблюдал, как
физиономия психиатра быстро превращается в фонарь для фотопечати.
"Фрейдистские оговорки... Растяпа... Осел..." - вяло думалось Жоре, но
вдруг эту вялость как рукой сняло. Его обуял дикий, неприличный, огнем
пожирающий глад. Он опрокинул, как былинку, Жору-писателя - и зашвырнул его
в смердящую калом пещеру - к урчащим и воющим австралопитекам. Жора Жирняго
больше не был Жорой Жирняго, мыслящим существом, он не был больше человеком
вообще; каждая клетка из миллиардов его клеток жаждала лишь одного, самого
простого, самого мучительного и неутолимого: жрать, жрать, жрать, жрать,
жрать! - слепой организм, механическая сумма слепых хищных клеток, рвался
сожрать дурака-психиатра вместе с его ключиком, стол, оба стула, шторы,
брошюру Хендрика Марии ван Дайка "Довольствуйся тем, что имеешь", облезшую
дверь, люстру в форме груши с висюльками, загаженный осенними сапогами
паркет...
Где-то вдалеке, может в чужой книге, Малый Хирш витиевато объяснял
Жорин недуг переутомлением и настоятельно рекомендовал гипноз.
Малый Хирш лечил исключительно гипнозом, о чем сумасшедшая, всегда
растрепанная фанатка, устроившая Жоре этот психиатрический блат, не успела
или не почла нужным сказать. Гипнозом Малый Хирш лечил все, что движется и
не движется: детей с синдромом Дауна, жертв войны, прикованных к постели по
причине отсутствия конечностей, - и даже бесплодных женщин, невольно вызывая
в их - теряющем бдительность - раз... два... три... четыре... пять... то
есть медленно угасающем сознании историю про замужнюю девственницу и ловко
подоспевшего голубка...
- Вряд ли я поддаюсь гипнозу, - придя в себя, с достоинством заметил
Жора.
Так, на беду, в дальнейшем и оказалось. Сколь долго Малый Хирш ни