"Марина Палей. Под небом Африки моей" - читать интересную книгу автора

"гениального" он стал "талантливым". Потом - "богато одаренным". Потом -
"способным".
Потом он спустил маленькую фотку Уильяма Джеймса Сидиса в унитаз - и
разделил с ним лютую судьбу вундеркиндов.

Kagera

Всякая счастливая семья несчастна по-своему.
Конечно, Ваня и Наташа знавали иные времена.
Вот какими я их себе представляю.
Бывало, он, перед тем как ринуться на свою угрюмо-стыдливую Данаю, то
есть некоторое время стоя возле супружеского ложа, бойцовски пощелкивал
членом по плоскому своему животу... Зло и лихо, очень даже хищно
пощелкивал... Демонстрировал, то есть, военную мощь, как оценили бы
политические журналисты. А пупок Ванькин в те поры был похож на вертикальную
прорезь в американском игровом автомате... Ух! так и хотелось бросить туда
монетку! Но, с годами, щелка приняла горизонтальное положение... а там и
вовсе превратилась в горестный, будто плачущий, ротик...
Да: жена... Ванькин боевитый уд как-то быстро увял в ее утробе...
Возможно, он был изжеван и высосан этой мощной крестьянской утробой слишком
уж домовито... Слишком уж по-хозяйски (на семя, потомство) утилизирован...
И, в присутствии супруги, стал походить на идеальный плотницкий отвес.
Жена... Можно сказать (я видел фотографии), что ее компактные в прошлом
губки сияли, как сочные вишенки; они были щедро покрыты польской помадой -
словно для защиты от вредителей сада... Но после первой же Ванькиной
алкогольной пятилетки ротик ее был уже тускл, скорбен, мелко присборен,
затянут, словно бы на шнурок, и, в целом, напоминал анус.
Снимаемый на ночь ее бюстгальтер - из нежного, почти невесомого,
похожего когда-то на лепестки нежнейших цветов и крылья стрекоз - незаметно
превратился в два прочных, довольно вместительных кошеля под картофель.
Однажды подойдя к зеркалу и взглянув на живот, дополнительно обезображенный
вертикальным шрамом после женской хирургической операции (отчего жир стал
откладываться как-то резко несимметрично), она вдруг поняла значение фамилии
"Кособрюхова"...
Слезы свои она в юности яростно вытирала кулаками (словно втирала,
отчего щеки ее румянились еще жарче), - в ранней молодости то рассеянно
смахивала, то стряхивала - по-мужицки лихо и зло, как обильный пот, а в том
неопределенном возрасте, в какой она навсегда угодила с Ванькой, Наташа
научилась словно бы выковыривать свои мутные редкие слезки - вот так,
по-бабьи, скрюченным досуха мизинцем, слезу за слезой.

Kigoma

В то лето, когда Ванька наградил Маржарету плодом ее чрева, он все
равно не жил у нее постоянно. (Она работала кем-то в трех библиотеках
сразу - и снимала комнатку в Ясеневе.) Нет, не жилось у нее Ваньке: то и
дело возвращался он в свое Братеево, на привычное лежбище.
Дело, конечно, законное. Но... Но омрачалось оно для меня тем, что,
несмотря на обладание второй связкой ключей, которые я специально для него
сделал, Ванька взял себе за правило попадать в упомянутое лежбище непременно