"Марина Палей. Клеменс (роман)" - читать интересную книгу автора

вмиг исчезнувшим на глазах, - также я вынужден был прослушать часть диалога,
соответственно между
Варсонофием Изяславовичем и Упсом, где без конца мелькали
географические названия: Ольстер, Ливерпуль, Манчестер, Берлин и даже
злополучный Рим. Фразы были такого типа: "Ну и сгонял я в
Ольстер, а там наши уже в умат...", "...а он из Ливерпуля три дня не
вылазит" и т. п. Оказалось, что так они именуют этажи общаги, притом их
этаж, самый верхний (элитарный), назывался как раз Рим, что, видимо, и сбило
с толку незадачливого взрывника на том роковом зачете, ибо (частенько
наведываясь в это общежитие еще до окончательного туда переселения) он не
мог и мысли допустить об использовании родного названия в иностранных целях.
Видимо, в масть к той специфической географии - и для единства стиля -
Варсонофий
Изяславович и был переименован в Вилфреда.
Как сложилась его судьба, не знаю. Вполне могу представить, что этот
инженер по канализационным сетям стал ведущим какого-нибудь ток-шоу, почему
нет? Ведь был он, прямо скажем, весьма ушлым на задавание всяких
заковыристых вопросов, причем не "проклятых русских", то есть абсолютно
пустопорожних в практическом смысле, а вполне конкретных, ведущих к очень
даже серьезным материальным последствиям. Например
(не сказка, но быль), как раз после отъезда Клеменса он (не потерпев
фиаско, но вовремя переориентировавшись) именно посредством акупунктурно
точного вопроса захомутал не кого-то там, а прокисшую в своем стародевье
профессоршу по канализации: когда та начала было зверствовать на очередном
зачете, где он не мог вразумительно объяснить, что такое фановая труба,
Варсонофий Изяславович, этот михрютка с лирическими ресницами, сделал
гениальный тактико-стратегический ход: "Эльгирия Эрастовна, - изрек он со
всей задушевностью, какую вмещало его неказистое тельце, - а вы - я
извиняюсь, конечно!.. - вы борщок с гусиными потрошками готовить умеете?"
При этом он, как всегда, смущенно улыбался, привычно прикрывая грязноватой
ладошкой свою фиксато-щербатую ротовую полость. И Эльгирия Эрастовна, дама о
тридцати девяти годах и девяноста трех килограммах живого веса,
происходившая из "хорошей семьи", где мама была тем-то, папа - тем-то,
бабушки-дедушки с обеих сторон - теми-то, теми-то, но ни мужа, ни любовника,
даже самого завалящего, так себе и не организовавшая, была поражена этим
вопросом прямехонько в самую сердцевину, в самую что ни на есть ахиллесову
пяту своего трепетного, своего невостребованного женского начала... Через
месяц Вилфред, взявший, разумеется, фамилию жены, повелевший теще на брачном
пиру плясать огненную качучу, притом бесперечь принимавший на грудь
"иерусалимскую слезу", так что его откачивала затем токсикологическая
бригада (им тоже, разумеется, поднесли), подкатывал к альма-матер на
японской машине.
Как сложилась дальнейшая судьба взрывника, тоже не знаю. Не исключено,
что он выгодно продался талибам-моджахедам, сколотил капиталец и улетел на
Брайтон-бич - расширять словарный запас, в том числе и нативный. Варум
нихт?..^8
Вот такие питерские друганы были у моего Клеменса.
...Кончай, Майк, - ревнуешь ты, что ли? Фффу... Терпение, Майк. Ведь
должен же он когда-нибудь прозреть, образумиться. И прозреет! Это только
вопрос времени. Выдержка... Взвешенность решений... Здравомыслие...