"Роберто Хорхе Пайро. Веселые похождения внука Хуана Морейры " - читать интересную книгу автора

грозит опасность, дабы не допустить ни всплеска возмущения; это "молчать!"
было, в сущности, объявлением осадного положения, которое я не преминул
использовать во имя правого дела, выполняя одновременно роль армии и
полиции.
Один лишь Васкес осмелился на попытку протеста, пробормотав не то в
негодовании, не то в слезах:
- Но, сеньор!..
- Молчать, я сказал!.. И еще два часа, уже от моего имени.
Привычный к послушанию Васкес умолк и смирно уселся на свою скамью, а у
меня от распиравшего грудь удовлетворенного тщеславия пылали щеки, сияла на
лице улыбка и горели глаза.

III

Это происшествие, которое, казалось, должно было разверзнуть пропасть
между Васкесом и мною, сделав нас врагами навсегда, неожиданно привело нас к
союзу если не очень тесному, то, во всяком случае, достаточно
дружественному. Тут, разумеется, потребовался резкий перелом в наших
отношениях.
Свое наказание Васкес перенес со стоическим спокойствием, два дня
подряд оставаясь в школе до самого вечера. Однако на третий день, перед
началом занятий, он перехватил меня на люцерновом поле, через которое я
всегда проходил, и тут же, без свидетелей, вызвал на одиночный бой,
справедливо полагая, что вне владений дона Лукаса права мои теряют силу.
- Выходи, если ты мужчина! Сейчас я научу тебя, как бить маленьких!
Все мужское самолюбие бросилось мне в голову, и я на мгновение позабыл
о своих привилегиях, которые он, с привычным для наших соотечественников
пренебрежением к власти, ошибочно считал вне школы недействительными.
Охваченный романтическим безрассудством, я счел необходимым утвердить свое
превосходство также и в физической силе и объявил:
- Здесь - нет! Я наставник и не желаю, чтобы мальчишки видели, как я
дерусь. Но в любом другом месте я готов дать тебе хорошую взбучку и научить
уму-разуму.
- Пошли, куда хочешь, хвастунишка!
Мы измолотили друг друга кулаками неподалеку от поля, в пустом сарае,
служившем складом шерсти, и должен признаться, что в этом бою мне не
поздоровилось. Нервное возбуждение придало Васкесу силу и упорство, каких я
никогда не подозревал в нем. Оба мы опоздали в школу, явились с лиловыми от
синяков и кровоподтеков физиономиями, но ни он не сказал ни слова, ни я не
пожаловался, хотя без труда мог отомстить ему. Это была моя первая настоящая
дуэль - пусть детская, - а дуэль, даже между мальчишками, я всегда считал не
столько обычаем, сколько одним из важнейших установлений, содействующих
прочности общества, необходимым добавлением к закону, произвольным, если
угодно, но не более случайным и не более произвольным, чем многие законы.
В той давней ребяческой ссоре, о которой я рассказываю, дуэль помогла
устранить рознь между мною и Васкесом, рознь, которая в других
обстоятельствах могла дойти до ненависти, но благодаря нашему поединку не
оставила никаких следов, - мой противник был бесконечно признателен мне за
проявленное после боя благородство и даже готов был признать себя
побежденным, лишь бы вознаградить мое рыцарское поведение. Во всяком случае,