"Светлана Пахомова. Ангелам господства " - читать интересную книгу автора

- Кто на доске напишет формулу маятниковых колебаний?
В аудитории отозвались дипломники физматов. Великий академик
всполошился за будущие поколения потомков:
- Какая неуч, где ваши знанья и почему молчат выпускники десятых
классов школ?!
Под купол Планетария вспугнутой голубиной стаей взлетел бумажный шорох.
Мэтр сердился. Унять его негодованье спешили наперегонки. Утихомирилось.
Отхлынули от доски, затертой мокрой тряпкой. И вижу я: коротенькая формула,
всего на несколько значений, а отражает такое сложное движенье. Я была
счастлива: большие формулу нашли, теперь и нас домой отпустят. Там будет
есть, и пить, и...все ребенку. И вдруг я слышу как со стороны свой голос:
- А почему вы в знаменателе поставили делить на двойку?
Ублагостлевленный до святого довольства академик вздрогнул и медленно вошел
в проход по залу, откуда раздались смешки и шиканье на нарушение порядка.
- Здесь надо разделить на полтора, а то и меньше. Я эту формулу не
знаю, но на шатанье колбы влияет сила земного притяженья - гравитация. Я это
прочитала у Стругацких, ее надо как-то исчислить и вычесть из числителя,
потом, я думаю, внизу, делить на знаменатель полтора, поскольку в крайнем
левом и в крайнем правом положеньях ваша колба будет давать не две струи, а
только нижнюю одну!
Смех в зале был похож на тектонический обвал. Откинулись портьеры на
дверях и обнаружили недоуменное лицо хранителя инопланетных артефактов. Он
перепуганно глядел на стенды, но экспонаты были целы. Моим раскладам по
физическим понятьям не рассмеялся только академик. Мгновенно понял. Взглянул
на доску, обернулся и спросил:
- Сколько тебе лет?
Под мой ответ все в зале стихло.
- Если бы ты жила в Москве, я сделал бы из тебя академика, успел бы.
Он сделал мне подарок на прощанье - тайно, под слово о молчанье, он
показал мне эксперимент новейших разработок, способный быть внедренным,
когда его уже не будет, а мне сровняется полвека. "Шнур-крокодил". Теперь,
когда пишу, у нас весна начала третьего тысячелетья. Я до сих пор молчу, мне
далеко до полувека, а присвоенье званья случилось восемь лет тому назад.
Закономерность из нелепиц. Физическое чудо бытия.
А двадцать лет тому назад на мамином столе чай остывал, на скатерть
капало черничное варенье и - ныне бывший - муж смеялся, все были счастливы,
полны надежд. Я угодила папе с мамой, составив партию с военным, уже ношу
его ребенка, директор школы поздравлял, Чернобыль грянет только через год,
лесные ягоды еще съедобны, а у меня каприз сквозь токсикоз - я выступаю на
столичной сцене, пусть на студенческой, но в роли Орлеанской Анны, и
тщательно скрываю свой декрет. Покуда пили чай - узнали новость: Ирина
собрала свои ковры! За сроком давности им амнистировали все проступки и
снова возвращают в Ленинград! На радостях Ирина танцевала на вечере для тех,
кому за тридцать, и уронила равновесие вдвоем с партнером, когда ее всем
миром с шиньонами и брошками под клич команды "Навались, и... раз" десантом
отделяли от паркета, возникла драка. Ревнивый муж крушил поклонников своей
певицы, и те дрались за примадонну - давно всем было невдомек, что зело
трепетная нервная система Иры уже сбоит в голосовом регистре. Те структуры,
которые давали добро на возвращенья через восемь лет, отлично знали, что ей
в свет рампы больше не подняться, когда-то нанесенная обида за годы