"Светлана Пахомова. Ангелам господства " - читать интересную книгу автора

привезенных из портов, с экранными изображеньями певиц и сведеньями от
портних: "как это отшивают". С крутого берега подобного вопроса не
открывалось ничего, кроме безбрежного сожаления о полном отсутствии
фантазии. Здесь появление мое с подшивками пятигодичных в русских переводах
"PRAMO" и "BURDA-MODEN" было воспринято как пропуск в ближний круг. С такими
выкройками и коллекцией отрезов валютной стоимости по окрестным меркам
дозволялось приблизиться к обкомовским матронам. Машутка верно рассчитала,
куда меня упрятать с глаз вожделеющих сатрапов, - в курятник их орлиц. На
положении Машуткиной пестуньи, соприкасаясь с вертикалью власти через ее
кухонно-спальное звено, я четко понимала, что Мария - исчезающая величина
академического театра. Ее учителя, великим деланьем все испытав, уже
пустились в мир иной, то, что осталось в мемуарах, - сильно изъедено
цензурой, а артистизм и постановка стали изустным знанием, которое
передавалось камерно в отдельных мастерских, как в храмах Шаолиня. Своим
непостижимым предчувствием Машутка поняла, что свойственная мне доверчивость
с экранной популярностью несовместима. Завистники испепелят любой успех,
если поймают на наивности, беспомощности, боли. Ее помощь присутствием - из
чувства житейского попечения - была компенсацией нерастраченной материнской
заботы. На областных подмостках Машутка исполняла роли костюмированных
притворщиц из имперской знати - Цариц, Великих Герцогинь и Королеву-мать, а
в молодости - амазанок и сильфид, в каникулярные периоды - Зиму и Вьюгу, для
послужных регалий - партизанских Варек, с победой приходящих из разведки.
Это притягивало жен райисполкомов желанием набраться обворожительных,
изысканных манэр и жестов волевых, морально безупречных. Чтоб оттенить
дистанцию, Машутка говорила по-французски, с большой приятностию пела
романсы под аккомпанемент гитары и дивным голосом вещала невероятные истории
любви известнейших актеров и певцов. Шокированные этим расстояньем в
познании звездных величин, супружные матроны отдалялись сами на расстоянье
нескольких парсеков от неземной звезды - Машутки, и оттуда, из обморока,
дробили впечатленье пересказом до мелких сплетен. И снова возвращались по
субботам в портняжный клубный женсовет, чтобы набраться впечатлений. Как
будто вышиванье в пяльцах способствовало восприятью женственных манер и
правил власти для персоны.
Я начиналась на экране. Мне нужен был простор для становленья,
иммунитет от пагубного мира и знания о том, чего никто не знает, - об эфире.
В неведомом экранном зазеркалье творилось дело, кому-то мнившееся
волшебством. Природа недружелюбия к успеху мне до сих пор не ясна, тогда же,
в лохматые реформы, устоять, не кануть - было почти немыслимо. Иммунитет для
самосохранения судьба дарила. Чужие города в судьбе - побег в географические
дали... Ты - человек, растенье без корней. Цепляясь кроной за млечную пыльцу
себе подобных, управишься с кромешным прорастаньем в высокую духовность
сквозь строй замшелых трухляков, сквозь сухостой - в лазурь хоралов? Это
позднее перестройки обзовут "степень способности к контактности по уровням
сознанья", а в те поры у нас поветрие тончайших фитонцидов, на уровне
духовного общения, стояло как задача выжить, спасти себе подобное - талант.
Воспоминания Машутки о восхождении ее пути на сцене мне распахнут
секрет: как избежать клешни властей попридержащих, и что предпринимать,
когда однажды вечерком тебя - под благостным предлогом похвалы за проявление
таланта - для близкого знакомства пригласят в обком (сенат, дворец,
администрацию, палаты, вигвам вождя, хату кума головы, правителя колхозных