"Светлана Пахомова. Ангелам господства " - читать интересную книгу автора

парашюте. Ирина была тем, о чем истосковались берендеи, - буржуазным
раритетом социалистической элиты, трофеем эпохи войн по стиранию граней
между городом и деревней, отверженной сливкой столичного общества.
Справедливости ради надо заметить, что Ирина была не первой долей в
звездной галактике Дворца Культуры. Не первой ссуженной носительницей дара.
Пятилеткой раньше к нам на освоение хореографического творчества из
Прибалтики рижским поездом прислали Ориадну Фирцевну с мужем и целым
выводком диковинных собачек ручных, кусачих и ушастых. Их часто
стравливали - Ирину с Ориадной, - и тогда Ирина, жалуясь, рыдала звучным
сопрано в административном кабинете, где директор лично преподносил ей
полстакана воды, нацеженной из сувенирного электросамовара, а Ориадна, бурча
негодованья по-латышски, пускала вольно бегать своих собачек в четырех
балетных залах. Они истошно лаяли, кусая за голые лодыжки малышню. Балетные
пищали, взвизгивали звонким эхом, но жаловаться не могли - за это следовало
исключенье. Из-за колонн вахтерши бдительно следили за происходящим, но не
свидетельствовали родителям укушенных детей, пока не поступало одобренье
сверху. Ату ее! Ведь Ориадне предпочтением в заслуги зачислялся факт старта
творческой карьеры в старом клубе с пропиской и начальным проживаньем в
окраинных бараках. Кроме того, в окостеневшем круге завшивленного быта с
опасностью отказа от прививок, истошным запахом солярки, лишенная
возможности хоть как-то проявлять себя в своей культуре, она влияла без слов
всем обликом своей натуры. Ее плиссе на платьях и балетная нога снискали
где-то покровительства не меньше, чем Ирино сопрано в пышном бюсте.
В отличие от примадонны, прима своим сухим и жестковатым нравом в
бореньях с жизнью опиралась не на каприз, а на пуанты: сиротский дом,
балетный интернат, непостижимое искусство равновесий на точечных опорах и
полное отсутствие поддержки - судьба как баллансе на коготках. Советским
гражданам, трудящимся балета, едва ли отводилось право на лакомства -
достойный быт, уход и счастье в личной жизни. Борьба за эти блага, доступные
житейски многим советским людям - директорам заводов, завхозам плодоовощных
угодий, прорабам, слесарям-универсалам и их аналогам - вперед планеты всей
перешагнула через время. И дело здесь не в том, что наш балет - самое
чувственное действо от царизма до социализма, а в том, что прочих бесит,
когда они летают.
Из жути пролетарского барака звезда Балтийского балета высвобождалась
очень споро - как феникс в ритме фуэтэ. По ниточке, тончайшей, остевой, на
цыпочках в остроге лабиринта обком-партком- завком, с клубком дрожащей псины
на ладони Ориадна успешно завершила соло "первичный пай в копэратив". И
гордо их покинула - товарищей-секретарей всех "комов", и перестала узнавать.
Войти в друзья к властям дозволено не всяким одаренным, обратно выйти -
единицам. "Мини нас пуще всех напастей и барский гнев, и барская любовь!" -
она всегда ворчала этот тезис, готовя вальс с мазуркой на концерт.
Спустя большую толику событий я стану слыть звездой экрана и, чтобы
избежать тоски от изоляции известностью и сплетен, начну уроки вышивки на
курсах одиноких дам, куда актриса местного театра, давненько слывшая
красоткой, чтобы зазря не погибала прелесть, возьмет меня припрятать и
учить. Здесь, в арендованной портняжной мастерской, где лоскутом немецких
гобеленов, польским брокатом и сирийской бахромой с афганистанского базара
не хвастались из-под полы, не спекулировали, а только восхищались, сверяя
то, что удалось пощупать, с тем, что посчастливилось увидеть в журналах,