"Геннадий Падаманс. Первостепь " - читать интересную книгу автора

Прыткую доконало солнце. Прыткая направилась в кусты, все трое
детенышей радостно побежали за ней, и Куцая, третья львица, тоже поднялась.
Поднялась и Сильная Лапа. Махнула черной кисточкой хвоста назойливому солнцу
и грузно зашагала вслед за вереницей больших и маленьких львов.
Далеко до кустов. Жарко идти. Тяжело дышится. Полпути прошла Сильная
Лапа и прилегла, будто надеялась, что остановится Прыткая. Не остановилась.
Все так же настойчиво двигалась к зарослям, не оглядываясь; детеныши ее
обогнали и не собирались возвращаться. Зато Куцая вдруг вернулась. Прошла
мимо, стукнула обрубком хвоста по плечу, как бы заигрывая - какие игры в
такую жару... - развернулась и дальше пошла. Вслед за Прыткой с детенышами.
Не было выбора. Не полежишь. Надо идти.
В кустах стоит совсем другой запах. Сразу за кустами болото, оттуда
тянет сыростью, торфяным смрадом и комарами. А детенышам весело. Носятся,
солнце застряло в листве, зато мухи будто на падаль слетелись и комары как
гиены: маленькие, крохотные - но ненавистные. Все же не станет львица рычать
на комаров. На мух тоже не станет. Просто их не заметит, сделает вид, что не
замечает, будет спать в листвяной тени. Сильная Лапа сразу же улеглась,
закрыла глаза - и не стало мух, не стало комаров. Тоже застряли в листве,
как и солнце, даже не жужжали и не пищали. Снова радостно львице, снова
резвится она на далеких полях, будто львенок. Весело, радостно - и
невозможно другое, не с чем даже сравнить, нет другого, просто-напросто нет,
не существует. Будто бабочка львица, будто пчела, да и не львица она уже
вовсе, а само солнце, сияет и наслаждается, потому что вокруг одни дети,
все - дети, все сыты, всем хорошо. Сестрам и детям. Всем.
Но внезапно вскрикнула Прыткая - и тут же вскочила Сильная Лапа, ломая
боками кусты. Кончился сон. Улетел одним взмахом хвоста. Перед ней стоял
бык, могучий, с кривыми рогами навыкат, как две луны, пронзающие ночь. Из
глубоких черных ноздрей валит пар, толстая шея вздулась буграми, глаза будто
лопнули в ярости, кровью залиты. Бык пришел на охоту, не львица - а бык. Бык
не желает видеть здесь львов, бык ненавидит. Другой бык приближается сбоку,
и с той стороны тоже. Львов окружили так же умело, как они это делают
сами... Затрещали кусты позади, Прыткая бросилась прочь, отступает. Куцая -
следом, но львята... Сильная Лапа яростно зарычала, прижала уши - сейчас она
вцепится в толстое горло, вот сейчас... Она сама верила, что сейчас
вцепится, только бык не поверил, не видел, не хотел видеть - и дрогнули
лапы. Попятилась львица назад, все так же рыча, кусты стали хлестать по
бокам, будто пытаясь сдержать, но уже пригнул свою мощную голову бык,
наставил рога возле самой земли - и его ноги не дрогнули. Вздрогнула сама
земля. Взвизгнули кусты и рассыпались во все стороны, искры посыпались от
рогов прямо у львицы перед глазами. Словно червяк, она изогнулась, словно
пушинка, взлетела, опять приземлилась и отскочила. Не задели рога в первый
раз, но второго она не хотела. Выскочила из кустов, заметалась, как тень,
между гигантами; что-то держало ее, не убегала, не соглашалась признать, что
добыча - сейчас не добыча, как день меняется с ночью, как голод с сытостью -
так добыча меняется с охотником, так поменялась, но Сильная Лапа не
соглашалась. Потому что в кустах был Детеныш, ее детеныш - и не мог
улизнуть, как улизнули взрослые львицы, Прыткая, Куцая, все улизнули,
заскочили в болото со своими широкими лапами, не проваливаясь, а быки не
могли за ними погнаться туда, не соблазнились, остались. И детеныши тоже
остались где-то там, вжались под корни за стволами бычьих ног, стволы