"Вячеслав Пьецух. Государственное Дитя (Авт.сб. "Государственное дитя")" - читать интересную книгу автора

разгонишь эту шатию-братию силами одного Измайловского полка?
- Что-то не помню, - сказал Пуговка-Шумский зло.
- А я вот отлично помню! Так что голову на отсечение ты отдай!
С этими словами правитель Перламутров кивнул своим автоматчикам, те
схватили сзади Пуговку-Шумского и с грохотом поволокли его по лестнице из
дворца. Через полминуты Перламутров отворил дверь горницы и крикнул вниз:
- Эй, вы там! Бросьте этого старого дурака! Пусть живет, хлеб жует, - и
с чувством захлопнул дверь, а сам подумал: "Как бы не пожалеть..." Это
соображение представлялось тем более основательным, что Пуговка-Шумский
был общий любимец и баламут, а его самого, по данным, поступившим от
соглядатаев, в народе уже успели сильно не полюбить, причем скорее за
крутые меры против пешеходов, нежели из-за подозрения в убийстве
Государственного Дитя.
Между тем войска Лжеаркадия уже выгружались в Подольске, куда они
угодили по милости Дубельта, спившегося с круга за эту кампанию, - отсюда
решено было походом двинуться на Москву. В Подольске два дня гуляли,
уничтожив годовой запас топлива местной пожарной команды и станции "скорой
помощи", а затем, похмельные, обошли Первопрестольную в северо-западном
направлении и, долго ли, коротко ли, вступили в столицу со стороны
Кутузовского проспекта. Впереди шествовала личная гвардия Государственного
Дитя, за нею грузовик тащился с траурной скоростью, а в кузове грузовика
воздвиг себя сам Василий Злоткин, державший на отлете огромное красное
знамя с золотым двуглавым орлом, за грузовиком маршировал Эстонский
легион, вслед за ним - Русский легион, потом полки гвардейского корпуса, и
замыкал это шествие непонятный сброд положительно невоенного вида,
прибившийся по пути. Поглазеть на это зрелище народу сбежалось тьма, и
один древний старик заметил, что даже первого космонавта Гагарина в
старину так не встречали, как встречают воскресшее Государственное Дитя.
Мара Дубельт прибыла в Москву тремя днями позже, и, хотя Лжеаркадий
устроил ей пышную встречу с духовой музыкой и эскортом кавалеристов, это
зрелище обошлось сравнительно незаметно.
У Спасских ворот Кремля триумфатора ожидали Перламутров, патриарх
Филофей и весь придворный штат, включая последнего из жильцов. Эти все
подмигивали Василию Злоткину как старинному знакомому и улыбались
придурковато, патриарх благословил вновь обретенного государя, Перламутров
безоговорочно признал в Лжеаркадий Государственное Дитя, в торжественных
словах сложил с себя полномочия правителя и повинился в супротивных своих
делах. Василий Злоткин ему сказал:
- Так и быть, прощаю тебя, вельможа, но на воде и хлебе ты у меня
насидишься - это, пожалуйста, извини!
Торжественное застолье в связи с возвращением законного государя
совершалось в Грановитой палате, в которую набилось такое множество
нахлебников, что через пару минут уже было не продохнуть; из иностранных
гостей, впрочем, присутствовал только посол Сибирского ханства Руслан
Гирин да с эстонской стороны Энн Бруус, Иван Федорович Дубельт и капитан
Эрнесакс, хотя и считавшийся начальником штаба, но всю кампанию
просидевший незнамо где. Подавали: суточные щи, осетрину по-монастырски,
гуся с яблоками, соленые арбузы и на сладкое претолстый пирог с черникой.
Василий Злоткин брюзжал, хотя и уплетал яства за обе щеки:
- Ну что это, ей-богу, стола не умеете накрыть, совсем вы без меня,