"Амос Оз. Повесть о любви и тьме" - читать интересную книгу автораАбу-Тор, а справа притягивали к себе переулки и переулочки Немецкой колонии.
Безмятежная баварская деревня, наполненная чириканьем птиц, собачьим лаем и петушиными криками. Есть там и голубятни. Среди кипарисов и сосен проглядывают красные черепичные крыши, множество дворов окружены каменными стенами и затенены густыми кронами. В каждом доме - чердак, а во дворе погреб, где хранятся продукты. Упоминание о погребе и чердаке вызывало щемящую тоску в сердце каждого, кто родился в тех местах, где трудно встретить человека, у которого бы не было темного погреба под ногами, полутемного чердака над головой, кладовки, комода, сундука, стенных часов и колодца с журавлем во дворе. Мы шли дальше по Хевронской дороге, спускающейся к югу, вдоль больших домов из розового тесаного камня, в которых жили богатые землевладельцы-эфенди и арабы-христиане - люди свободных профессий, высшие чиновники британской администрации, члены Высшего арабского Совета: Мурдум-бей аль-Матнауи, хадж Рашд аль-Афифи, доктор Эмиль Адуан аль-Бустани, адвокат Генри Таувиль Тутах и другие богачи из квартала Бака. Здесь все магазины были открыты, а из кафе доносились смех и звуки музыки, словно оставили мы субботу позади, за воображаемой стеной, преградившей ей дорогу где-то там, между Ямин Моше и странноприимным домом при Шотландской церкви. На широком тротуаре, в тени двух старых сосен, перед одним из кафе сидели на низеньких плетеных табуретках вокруг низкого деревянного столика трое или четверо немолодых господина. На них были коричневые костюмы, и у каждого - позолоченная цепь, прикрепленная к петле, в которую вдевается брючный ремень, описывающая некую дугу по брюху и скрывающаяся в кармане. Эти господа пили чай из толстых стеклянных стаканов, либо прихлебывали доске, которая лежала перед ними. Папа приветствовал их по-арабски, который в его устах слегка походил на русский. Господа умолкали на мгновение, глядели на него со сдержанным удивлением, один из них бормотал какие-то неясные слова, возможно, даже всего лишь одно слово, а возможно, и в самом деле отвечал приветствием на наши приветствия. В половине четвертого мы проходили мимо забора из колючей проволоки лагеря Алленби, оплота британской власти в южном Иерусалиме. Много раз я преодолевал эти стены, захватывал, заставлял капитулировать, полностью очищал этот лагерь и поднимал над ним еврейский стяг победы - когда играл на своей циновке. Именно отсюда, от лагеря Алленби, захваченного нашими силами, благодаря внезапному ночному удару, я продолжал свое наступательное движение прямо к сердцу чужеземной власти, посылая группы бойцов-коммандос к ограждениям Дворца Наместника на Горе Дурного совета, где пребывал британский верховный комиссар, поставленный английской короной над Эрец-Исраэль. И мои еврейские батальоны вновь и вновь блестящим маневром брали вражеские силы в клещи, бронированная колонна прорывалась ко Дворцу Наместника с запада, после захвата лагеря Алленби, в то время, как "клещи" неожиданно замыкались с востока, с восточных пустынных выжженных холмов, являющихся преддверьем Иудейской пустыни. Когда мне было чуть более восьми, в последний год британского мандата, я с товарищами, посвященными в тайну, построил на заднем дворе нашего дома устрашающую ракету. Эту ракету мы собирались нацелить на Букингемский дворец в Лондоне (в коллекции карт моего отца я нашел подробную карту центра Лондона). |
|
|