"Амос Оз. Повесть о любви и тьме" - читать интересную книгу автора

Абу-Тор, а справа притягивали к себе переулки и переулочки Немецкой колонии.
Безмятежная баварская деревня, наполненная чириканьем птиц, собачьим лаем и
петушиными криками. Есть там и голубятни. Среди кипарисов и сосен
проглядывают красные черепичные крыши, множество дворов окружены каменными
стенами и затенены густыми кронами. В каждом доме - чердак, а во дворе
погреб, где хранятся продукты. Упоминание о погребе и чердаке вызывало
щемящую тоску в сердце каждого, кто родился в тех местах, где трудно
встретить человека, у которого бы не было темного погреба под ногами,
полутемного чердака над головой, кладовки, комода, сундука, стенных часов и
колодца с журавлем во дворе.
Мы шли дальше по Хевронской дороге, спускающейся к югу, вдоль больших
домов из розового тесаного камня, в которых жили богатые
землевладельцы-эфенди и арабы-христиане - люди свободных профессий, высшие
чиновники британской администрации, члены Высшего арабского Совета:
Мурдум-бей аль-Матнауи, хадж Рашд аль-Афифи, доктор Эмиль Адуан аль-Бустани,
адвокат Генри Таувиль Тутах и другие богачи из квартала Бака. Здесь все
магазины были открыты, а из кафе доносились смех и звуки музыки, словно
оставили мы субботу позади, за воображаемой стеной, преградившей ей дорогу
где-то там, между Ямин Моше и странноприимным домом при Шотландской церкви.
На широком тротуаре, в тени двух старых сосен, перед одним из кафе
сидели на низеньких плетеных табуретках вокруг низкого деревянного столика
трое или четверо немолодых господина. На них были коричневые костюмы, и у
каждого - позолоченная цепь, прикрепленная к петле, в которую вдевается
брючный ремень, описывающая некую дугу по брюху и скрывающаяся в кармане.
Эти господа пили чай из толстых стеклянных стаканов, либо прихлебывали
крепкий кофе из красивых чашечек, бросая игральные кости и двигая фишки на
доске, которая лежала перед ними. Папа приветствовал их по-арабски, который
в его устах слегка походил на русский. Господа умолкали на мгновение,
глядели на него со сдержанным удивлением, один из них бормотал какие-то
неясные слова, возможно, даже всего лишь одно слово, а возможно, и в самом
деле отвечал приветствием на наши приветствия.
В половине четвертого мы проходили мимо забора из колючей проволоки
лагеря Алленби, оплота британской власти в южном Иерусалиме.
Много раз я преодолевал эти стены, захватывал, заставлял
капитулировать, полностью очищал этот лагерь и поднимал над ним еврейский
стяг победы - когда играл на своей циновке. Именно отсюда, от лагеря
Алленби, захваченного нашими силами, благодаря внезапному ночному удару, я
продолжал свое наступательное движение прямо к сердцу чужеземной власти,
посылая группы бойцов-коммандос к ограждениям Дворца Наместника на Горе
Дурного совета, где пребывал британский верховный комиссар, поставленный
английской короной над Эрец-Исраэль. И мои еврейские батальоны вновь и вновь
блестящим маневром брали вражеские силы в клещи, бронированная колонна
прорывалась ко Дворцу Наместника с запада, после захвата лагеря Алленби, в
то время, как "клещи" неожиданно замыкались с востока, с восточных пустынных
выжженных холмов, являющихся преддверьем Иудейской пустыни.
Когда мне было чуть более восьми, в последний год британского мандата,
я с товарищами, посвященными в тайну, построил на заднем дворе нашего дома
устрашающую ракету. Эту ракету мы собирались нацелить на Букингемский дворец
в Лондоне (в коллекции карт моего отца я нашел подробную карту центра
Лондона).