"Амос Оз. Повесть о любви и тьме" - читать интересную книгу автора

На отцовской пишущей машинке я отстукал весьма вежливый ультиматум его
королевскому величеству королю Англии досточтимому Георгу Шестому из дома
Виндзоров (писал я на иврите, но у него наверняка найдется там переводчик):
если не уйдете с нашей земли в течение, самое большее, шести месяцев, то наш
Судный день превратится в День Суда над всей великой Британией. Но этот
проект так и не был реализован, поскольку нам не удалось разработать
сверхточное наводящее устройство (мы собирались попасть в Букингемский
дворец, но ни в коем случае не навредить случайно оказавшимся там простым,
ни в чем не повинным англичанам), а еще потому, что возникли трудности с
производством горючего для нашей ракеты, горючего, способного доставить ее
от улицы Амос, угол улицы Овадия, в квартале Керем Авраам до цели,
находящейся в сердце Лондона.
Мы все еще разрабатывали технологию нашей ракеты, когда англичане
быстро сообразили и в спешном порядке покинули нашу землю. Таким образом,
Лондон был спасен от взрыва моего национального гнева и от мощного удара
моей ракеты, которая была собрана из старых деталей выброшенного на свалку
холодильника и останков допотопного велосипеда.


*

Около четырех часов мы сворачивали влево с Хевронской дороги и вступали
в квартал Тальпиот. Мы шли по тенистым кипарисовым аллеям, в которых
шелестел западный легкий ветерок, слагая мелодию, обволакивавшую меня
изумлением, кротостью, благоговением. Тальпиот тех лет был тихой окраиной,
за которой начиналась Иудейская пустыня. Этот квартал с его садами и
лужайками лежал вдали от центра города, от шумных торговых предприятий. В
его планировке использовались тенденции застройки благоустроенных жилых
районов центрально-европейских городов, районов, предназначенных для
спокойной жизни ученых, врачей, писателей и мыслителей. По обеим сторонам
улицы стояли симпатичные небольшие одноэтажные дома, окруженные красивыми
декоративными лужайками, и в каждом из таких домов - так это представлялось
нам, людям скромного достатка, - жил в покое и размышлениях великий
исследователь или ученый с мировым именем, как наш дядя Иосеф, которому Бог
не послал сыновей, но чье доброе имя известно было по всей нашей земле. И
даже в далеких странах были переведены его труды - к вящей славе мудрости и
науки.
Мы сворачивали направо, поднимались по улице Коре ха-дорот до небольшой
сосновой рощицы, а там - налево, и вот мы уже перед домом дяди Иосефа. Мама,
бывало, говорила: "Сейчас только без десяти четыре, быть может, они все еще
отдыхают? Почему бы нам не посидеть пару минут спокойно и не подождать
здесь, на скамеечке в палисаднике?" А иногда она говорила так: "Сегодня мы
чуть-чуть опоздали, уже четверть пятого, и самовар там уже, конечно, кипит,
и тетя Ципора уже разложила фрукты на подносе..."
Две вашингтонские пальмы возвышались, как два стража, по обеим сторонам
калитки, а дальше начиналась мощеная дорожка, справа и слева от которой
живой изгородью тянулись заросли туи. Тропинка эта вела от калитки к широкой
лестнице, по которой мы поднимались на веранду и шли до входной двери, над
которой старинным еврейским "квадратным письмом" на красивой медной дощечке
был выгравирован девиз дяди Иосефа: "Иудаизм и человечность".