"Амос Оз. Повесть о любви и тьме" - читать интересную книгу автора

книжки с обложками из картона, обклеенного тканью, - запах клея был на
удивление чувственным. У каждой книги был свой таинственный, возбуждающий
аромат. Случалось иногда, что потрепанная ткань слегка отставала от картона,
словно смело задранная юбка, и трудно было удержаться, чтобы не заглянуть в
темноватое пространство между телом и одеждой и не вдохнуть исходящий оттуда
головокружительный запах.
Почти всегда папа возвращался через час-другой без книг, неся
коричневые пакеты, в которых были хлеб, яйца, сыр, а иногда даже мясные
консервы. Но случалось, что папа возвращался с заклания удивительно
счастливым, широко улыбаясь, без любимых книг, но и без продуктов: книги он
действительно продал, но тут же на месте купил вместо них другие, ибо в
букинистическом магазине он вдруг обнаружил такие потрясающие сокровища,
которые, возможно, попадаются раз в жизни, и он не смог справиться со своим
желанием иметь их. Мама ему обычно прощала, и я тоже, поскольку мне
вообще-то никогда не хотелось есть ничего, кроме кукурузы и мороженого. Я
ненавидел яичницу и мясные консервы. Сказать правду, я иногда даже завидовал
немного тем голодающим детям в Индии, которых никто и никогда не заставлял
доедать то, что у тебя на тарелке.


*

Когда мне было примерно шесть лет, наступил великий день в моей жизни:
отец освободил для меня небольшое пространство в одном из книжных шкафов и
позволил перенести туда мои книжки. Если быть точным, он выделил мне около
тридцати сантиметров, что составляло примерно четверть площади самой нижней
полки. Я сгреб в охапку все свои книги, которые до той поры лежали стопкой
на тумбочке у моей кровати, притащил их к книжному шкафу отца и поставил их
по порядку - спиной к внешнему миру, а лицом к стене.
Это была настоящая церемония возмужания и посвящения: человек, чьи
книги стоят на полке, он уже мужчина, а не ребенок. Я уже такой, как отец.
Книги мои уже стоят в шкафу.
Я допустил ужасную ошибку. Отец ушел на работу, и на выделенной мне
площади полки я был волен делать все, что мне заблагорассудится. Но у меня
были абсолютно детские представления о том, что и как делается. Так и
случилось, что книги свои я выстроил по росту, а самыми высокими оказались
как раз те из них, которые уже были ниже моего достоинства: книжки для
малышей - с крупными буквами, стишками и картинками, те книжки, что мне
читали, когда я был совсем крохой. Я это сделал потому, что мне хотелось до
конца заполнить все выделенное мне на полке пространство. Я хотел, чтобы мой
уголок был заставлен так же тесно, как папины полки, где с трудом находилось
место для новых книг. Я все еще пребывал в эйфории, когда отец, вернувшись с
работы, бросил взгляд на мою книжную полку. Он был просто потрясен. После
тягостного молчания он снова устремил на меня долгий взгляд, который я
никогда не забуду: было в этом взгляде такое презрение, такое горькое
разочарование, такое отчаяние, которое никакими словами не выразить.
Наконец, процедил он, едва разжимая губы:
- Скажи мне, пожалуйста, ты что, совсем тронулся? По росту? Что,
книги - это солдаты? Книги - это почетный караул? Это парад духового
оркестра пожарников?