"Амос Оз. На этой недоброй земле" - читать интересную книгу автора

два треснувших глиняных сосуда. Временами Гилад смеялся без всякой причины.
Все это наводило ужас на рабов. Если в летний день Гилад поднимал к
небу свое опаленное лицо и по полю разносился его гулкий и хриплый хохот,
рабы от страха вторили ему. По ночам его охватывала вдруг холодная ненависть
к далекому и холодному свету звезд. Тогда криками он будил и созывал всех во
двор - мужчин и женщин. Он наклонялся, обеими руками отрывал от земли
тяжелый камень и поднимал его над головой. Глаза Гилада белели в темноте, и
казалось, что он вот-вот размозжит кому-то череп. Но он вдруг сникал, лицо
искажалось судорогой, как от удушья, он опускал камень, медленно наклонялся
и мягко возвращал его на землю, как ставят стекло на стекло, чтобы не
причинить боль ни камню, ни земле, ни тишине ночи. А ночи были в тех местах
вправду безмолвны, и голоса, если скользили они в темноте, были похожи на
черные тени, которые ходят в глубине под водой.
Жена Гилада, женщина белая-белая и напуганная, была из рода священников
и торговцев. Звали ее Нехушта дочь Звулуна. В девичестве знала она мечты и
мрак отчего дома. Очень любила маленькие вещи и мелкую живность - бабочек и
булавки, сережки, росинки, яблоневую завязь, подушечки кошачьих лап,
шерстистость молочного ягненка, отблески света в брызгах воды.
Гилад взял ее в жены потому, что учуял в ней жажду, которую не утолить,
не смягчить. Когда говорила Нехушта: вот камень, небо, долина - ее губы,
казалось, звали: приди. Потребность прикоснуться к этой жажде, попробовать
ее на ощупь мучила Гилада, как вдруг навязавшаяся мысль или чувство, пока не
испытаешь их до конца.
Нехушта пошла за Гиладом потому, что видела его уныние и силу. Она
хотела расколоть силу, пробить брешь в унынии, а потом отдаться им на
милость.
Но ни ему, ни ей не суждено было познать другого, потому что есть тело
и есть душа, а дойти до их сути, лежащей на дне, не суждено никому из живых.
И вот не прошло и нескольких месяцев, а Нехушта стояла уже у окна и
высматривала, не привидятся ли ей за безжизненной далью, окаймленные горами,
равнины черной тучной земли, откуда она была взята в пустыню. По вечерам она
спрашивала Гилада:
- Когда ты увезешь меня?
- Да ведь я увез тебя, - отвечал Гилад.
- Когда мы оседлаем коней и уедем отсюда?
- Все места едины.
- Но я не могу больше. Хватит.
- Кто может, - отвечал Гилад, - принеси мне вина и яблок, а сама ступай
в комнату или сиди себе у окна, только не смотри в темноту такими глазами.
За многие годы, родив Ямина, Емуэля и Азура, совсем заболела Нехушта.
Что-то неотступно разъедало, размягчало ее изнутри. Кожа ее не знала загара
и оставалась влажной и тонкой. Она ненавидела пустыню, которая днем дышала в
окно ее комнаты, а по ночам шелестела: пропало, или пропала; ненавидела
дикие песни пастухов и рев скота в загонах и в снах. О муже временами
говорила как о покойнике, детей называла сиротами. А иногда и про себя
говорила: "Ведь я давно умерла", и по три дня просиживала у окна без еды и
питья. Место было глухое, и из окна она видела днем только песок и горы, а
ночью - звезды и темноту.
Трех сыновей родила Нехушта дочь Звулуна Гиладу Гилади - Ямина, Емуэля
и Азура.