"Амос Оз. На этой недоброй земле" - читать интересную книгу автора

потом отдаться им на милость. Ночами на шелковом ложе они шептали ему на
ухо: чужой, чужой. Когда тела соприкасались, коротко вскрикивали. Не нарушая
безмолвия и течения своих далеких мыслей, Ифтах заставлял их взмывать до
кипучих стремительных созвучий, изнывать на одной томительной ноте,
наливаться теплом, как почка, грозящая лопнуть от распирающих соков, и
медленно еженощно плыть вверх по течению до изнеможения всех жизненных сил.
В те дни правил в земле аммонитян Гатаэль, царь-юноша, царь-подросток.
Когда предстал перед ним Ифтах, царь стал разглядывать его, как слабый
больной ребенок, увидевший возницу самой быстрой колесницы в стране. Потом
попросил: пусть чужестранец расскажет ему какую-нибудь сказку, чтоб усладить
царский сон.
Вечерами Ифтах проходил в покои царя, чтобы поведать о том, как
безоружными ходят на волка, как враждуют между собой пастухи и кочевники,
как белеют в пустыне иссохшие кости, как беспокойно ночное дыхание пустыни в
часы полуночной вахты. Иногда царь-подросток просил: еще, расскажи мне еще;
иногда умолял: не уходи, Ифтах, посиди со мной, пока сон не укроет меня от
темноты; иногда заходился тоненьким смехом и не мог остановиться до тех нор,
пока Ифтах не клал руку ему на плечо и не говорил:
- Хватит смеяться, Гатаэль.
Тогда царь переставал смеяться, смотрел на Ифтаха скорбными голубыми
глазами и просил: еще, расскажи мне еще.
С течением времени царь Гатаэль приблизил Ифтаха и всегда с опаской
следил за тем, чтобы в зрачках чужестранца не зажигались желтые искры.
Придворные Гатаэля роптали: раб, пришедший в Авел-Крамим из пустыни,
опутывает сердце царя, а мы бездействуем и молчим.
Гатаэль проводил дни за чтением летописей. В мечтах он видел себя одним
из тех грозных царей, которые наводили страх на многие народы. Но царь
Аммона слишком любил слова: Гатаэль больше думал о том, что запишут о его
делах летописцы, чем о том, как довести задуманное до конца. Поэтому его
вечно одолевали сомнения даже в вопросах незначительных и простых. Когда ему
приходилось выбирать себе лошадь, распоряжаться о строительстве башни на
углу городской стены или отдавать предпочтение какому-то образу действий,
царь всю ночь не находил себе места, потому что в каждом решении он видел
всегда две стороны.
Если, походя, Ифтах намекал, какой поступок хорош, а какой несет в себе
вред, сердце Гатаэля затопляла благодарность и теплота. Он хотел бы
высказать Ифтаху хоть немногое из многого, но слова не давались ему, как
бывает с теми, кто слишком заботится о словах. Он говорил:
- Поскачем вместе в Ароэр или Раббат-Аммон. Посмотрим, созрел ли инжир.
А потом:
- Нет, лучше не ехать - расположение звезд не предвещает сегодня добра.
И еще:
- Всю ночь у меня болели ухо и колено. Сейчас- зуб и живот. Расскажи
мне еще о том мальчике, который знает собачий язык. Не уходи.
Все сходились на том, что царь Гатаэль влюблен. Это смущало и его
самого, но он не мог не топать ногой от досады и нетерпения, если Ифтах не
приходил в какое-то утро. Во дворце повеяло подспудным злым холодком. Между
собой говорили:
- Царская блажь не сулит нам добра.
Город Авел-Крамим был большим и шумным. Вина вспенивались и лились в