"Амос Оз. Познать женщину" - читать интересную книгу автора

относящихся примерно к десятому веку. На письменном столе стоял вставленный
в рамку портрет ее отца; Шалтиэль Люблин, грузный человек с усами, как у
моржа, был снят в форме офицера британской полиции...
Именно здесь решила она укрыться от повседневных домашних забот, чтобы
завершить наконец свою работу по английской литературе на соискание второй
университетской степени. Называлась эта работа "Позор в мансарде:
взаимоотношения полов, любовь и деньги в творчестве сестер Бронте". Каждое
утро, когда Нета уходила в школу, Иврия ставила на проигрыватель пластинку;
тихо звучал джаз или регтайм. Она надевала квадратные очки без оправы -
такие носили когда-то семейные доктора, педантичные и внимательные, -
включала настольную лампу, ставила перед собой чашку кофе и погружалась в
книги и записи. С детства привыкла она писать обыкновенной ученической
ручкой, которую то и дело, примерно через каждые десять слов, приходилось
обмакивать в чернильницу...
Была она худенькой, хрупкой, с тонкой, как рисовая бумага, кожей.
Светлые глаза с длинными ресницами. Светлые, уже сильно тронутые сединой
волосы падали на плечи. Почти всегда была она одета в гладкую белую блузку и
белые брюки. Не имела обыкновения подкрашиваться и не носила никаких
украшений, если не считать обручального кольца, надетого почему-то на
мизинец правой руки. Ее детские пальчики всегда были холодными, летом и
зимой, и Иоэль любил их прохладное прикосновение к его обнаженной спине.
Любил прятать эти пальчики в своих широких грубоватых ладонях - словно
отогревал замерзших птенцов. Порой ему казалось, что слух улавливает шелест
бумаг через пространство трех разделявших их комнат, за тремя закрытыми
дверями. Иногда она вставала, на какое-то время замирая у окна, из которого
была видна лишь запущенная лужайка позади дома да высокий забор из
иерусалимского камня. Вечерами она обычно сидела, затворясь за своим столом,
зачеркивала и переписывала заново сделанное утром, рылась в словарях,
выясняя, чтО значило то или иное английское слово столетие назад.
Иоэль большую часть времени отсутствовал. Когда же выпадало ему
ночевать дома, было у них заведено встречаться на кухне и пить вдвоем чай со
льдом летом или какао зимой - перед тем как они отправят спать, каждый в
свою комнату. Между Иврией и ним, так же как между нею и Нетой, существовал
негласный уговор: в ее комнату не заходят без крайней необходимости. Здесь,
по другую сторону кухни, в восточных "отрогах" их квартиры лежала ее
территория. Всегда защищенная массивной коричневой дверью.
Спальню - с широкой двуспальной кроватью, комодом и двумя зеркалами -
унаследовала Нета. Она развесила на стенах портреты любимых ею израильских
поэтов: Альтермана, Леи Гольдберг, Штайнберга и Амира Гильбоа. На тумбочках
по обеим сторонам кровати, на которой прежде спали ее родители, встали две
вазы с высушенными колючками, собранными в конце лета на пустынном горном
склоне рядом с больницей, до наших дней сохранившей название "Дом
прокаженных". На полке у Неты лежали партитуры - она любила их читать. Хотя
ни на каком музыкальном инструменте не играла.
Что же до Иоэля, то он обосновался в комнате, где провела детство его
дочь. Там было маленькое окно; из него открывался вид на городской квартал,
за которым издавна закрепилось имя Мошава Германит - Немецкая слобода, и на
известную с евангельских времен гору Дурного Совета. Он не дал себе труда
что-нибудь изменить в комнате. Тем более что подолгу бывал в отъезде. Около
десятка кукол разных размеров стерегли его сон, когда ночевал он дома. Да