"А.Островер. Удивительная история или повесть о том, как была похищена рукопись Аристотеля и что с ней приключилось " - читать интересную книгу автора

государственный контролер. Дубельт ему не откажет. Упроси, умоли его: пускай
освободят старика Финоциаро. А я отправлюсь к Владиславлеву. Владимир
Андреевич свойственник мне. Он подготовит почву, чтобы дядюшке твоему не
пришлось быть настойчивым. Прошу тебя, поступись гордыней, Гриша... Ты не
ходатай, знаю, но пойми, Тереса умрет от отчаяния.
Гриша действительно не был ходатаем, потому что чужие беды его не
трогали. Но отказать Олсуфьеву он не решился.
- Понимаю тебя, Ника, я всем сердцем с тобой. Но подумаем, как лучше
все это сделать. - Вдруг его точно осенило - он горячо произнес: - Ника!
Поезжай к своей тетушке! Ника, одно ее слово - и старик будет свободен!
- К ханжихе! - воскликнул Олсуфьев. - "Зачем о каком-то безбожнике
шарманщике беспокоишься?" - спросит она. Нет, Гриша, ханжиха мне не поможет.
Безбородко решительно двинулся к двери.
- Тогда идем: ты к Владиславлеву, а я - к дядюшке. Попробуем вызволить
старика!
В воротах, прощаясь - им нужно было в разные стороны, - Олсуфьев
задержал руку товарища в своей и растроганно сказал:
- Ты, Гриша, ангел!
- С петушиными крылышками, - подхватил Безбородко весело.
Ирония, прозвучавшая в словах товарища, неприятно задела Олсуфьева; но
он был слишком занят собой, чтобы доискаться причин, которые побудили друга
несколько изменить тон.


4

Появлению родственника полковник Владиславлев обрадовался.
- Каким счастливым ветром тебя занесло? А лицо почему постное? У тебя,
Ника, все благополучно?
- Увы, нет! Я к тебе, Владимир Андреич, с докукой.
Владиславлев потянулся было к колокольчику, но Олсуфьев перехватил его
руку.
- Нет, Владимир Андреич, не надо: ни пить, ни есть я не стану.
Некогда...
- Тогда и знать о твоем деле ничего не хочу. К родственнику приходить
на минуту - ишь что придумал!
- Владимир Андреич, ты пойми...
- И не проси - не пойму! Является родственник раз в год, и то
здравствуй - прощай!
Олсуфьев вздохнул.
- Звони, что поделаешь...
Лакей вкатил в кабинет столик с напитками и закусками.
После четвертой рюмки, когда Владимир Андреевич успел расспросить обо
всех многочисленных Олсуфьевых, он наконец милостиво разрешил:
- Ну, теперь можешь о деле рассказывать.
Николай говорил чуть не со слезами на глазах. Владимир Андреевич слушал
с сочувствием и не потому, что судьба шарманщика его трогала, а потому, что
неожиданно открыл для себя нового Олсуфьева, серьезного и глубоко
страдающего.
Владимир Андреевич - бывший адъютант Бенкендорфа, а теперь Дубельта -