"Николай Островский. Рожденные бурей " - читать интересную книгу автора

в шелковые чулки икры Стефании и стройные ноги Людвиги.
- "Милая моя Стефочка, - читала Людвига нарочно громко, чтобы Эдвард в
своем кабинете мог все слышать, - наш штаб находится сейчас в Киеве, Это
большой и достаточно культурный город, есть недурная опера. Вчера, например,
мы слушали "Фауста", и наш полковник, старикашка Беклендорф, удивлялся:
"Совеем как в Мюнхене! А ведь варварская страна, кишащая бандитами". Я уже
писал тебе, что, когда мы занимали город Острог, я получил двухнедельный
отпуск и отправился в наше волынское имение в Малых Боровнцах. Ты не можешь
себе представить моей ярости от всего, что я там застал. Дом разграблен -
комнаты пусты, стекла выбиты. Даже железо сорвано с крыш. Все машины
расхищены. На фольварке лошади и скот забраны крестьянами, хлебные амбары
разбиты. И ничего, кроме ободранных построек. Кругом грязь и запустение.
Управляющий убит, служащие разбежались. При помощи взвода франкфуртцев,
занимающих Боровицы, я произвел следствие и обыски. Отец Пансий, русский
священник, у которого я остановился, рассказал мне, как и кем производился
грабеж имения. По его совету мы сделали в деревне повальный обыск. Конечно,
то, что мы нашли, - жалкие остатки. Все разместилось в трех комнатах. Я
предложил франкфуртцам перебраться в наш дом.. Начальник гетманской варты
[Охрана (пол.)]. (Помнишь сына корчмаря Мазуренко?) со своей семьей тоже
переселился в наш дом. Я назначил его временным управляющим имением. Он
оказался очень полезным и услужливым парнем. Он поклялся мне вернуть в
имение все до последней щепочки. Лучшего управляющего за тридцать марок мне
сейчас не найти. На селе он всех знает и все, что можно вернуть, - вернет.
Франкфуртцам и ему удобнее жить в стороне от деревни - здесь они все вместе
и в случае нападения им легче защищаться. Кстати сказать, кругом кишат
партизанские банды. К сожалению, все, на кого мне указал священник, перед
нашим приходом ушли в леса. Осталось только "быдло". Чтобы этим негодяям
неповадно было больше грабить, я приказал Мазуренко наиболее вредных
выпороть. Конечно, я при экзекуции не присутствовал..."
- Какой ужас! - прошептала Людвига, опуская руку с письмом на колени.
- Да, это совершенно разорило Станислава и Стефу. В Боровнцах хоть
постройки остались, а галицийское имение совсем сожжено. Я только не
понимаю, чего он там разминдальничался? Я бы перевешал полсела, забрал бы
весь скот, коней и хлеб у этих животных, - подхватил Владислав.
- Я говорю, что ужасно, когда избивают плетьми людей, может быть, ни в
чем не повинных. И это делает Станислав! Я не знаю... Но это недостойно
истинного аристократа, - взволнованно прервала его Людвига.
- Тебе хорошо так рассуждать! У вас с Эдвардом все цело, а мы со
Станиславом теперь почти нищие, - вспыхнула Стефания.
- Интересно знать, что ты хотела сказать словами "истинные
аристократы", - вскипел Владислав. - Неужели только вы, Чарнецкие, достойны
этой чести?
- Хватит, Владек, хватит! - замахала руками Стефания. - Я вижу, вы не
хотите слушать письмо.
Она была дочерью лесопромышленника, которому его миллионы неплохо
заменяли дворянский герб, и петушиная заносчивость Владислава, всегда
казавшаяся ей смешной, сейчас раздражала ее.
Владислав еще что-то хотел сказать, но в дверь постучали; вошедший
рослый слуга доложил, что его сиятельство желает видеть ясновельможную пани,
и почтительно посторонился, пропуская тучного, обрюзгшего старика, который