"Пол Остер. Мистер Вертиго " - читать интересную книгу автора

доставляет ему ровно столько же удовольствия, сколько мне. Эзопу хотелось в
дом, к своим книжкам, мечтам и мыслям, и пусть сам он никогда вслух не
жаловался, но к моим язвительным шуточкам относился сочувственнее других, и
смех его был как благословение, и, когда он смеялся, я тогда точно знал, что
снова попал в точку. Раньше я думал, будто Эзоп пай-мальчик, робкий зануда,
который никогда в жизни не нарушит ни одного правила, но, послушав в поле,
как он смеется, посмотрел на него другими глазами. В этом скрюченном теле
жило озорство, какого раньше я не замечал, и, несмотря на всю правильность и
кошмарную благовоспитанность, Эзоп любил подурачиться ничуть не меньше, чем
любой пятнадцатилетний мальчишка. Теперь же благодаря мне он получил
возможность от души оттянуться. Он ржал над моими остротами, забавлялся,
слушая нахальные, дерзкие замечания, и я быстро увидел, что никакой он не
зануда и мне не соперник. Он был мне друг - первый в жизни настоящий друг.
Не хочу растекаться сладкими струйками, однако я рассказываю о детстве,
собираю свой лоскутный коврик воспоминаний, а учитывая, как мало у меня в
жизни было привязанностей, дружба с Эзопом заслуживает, чтобы о ней
рассказать подробней. Эзоп повлиял на меня не меньше, чем сам мастер,
изменив и ход, и смысл моей жизни. Я даже не говорю о том, что Эзоп избавил
меня от предрассудков и я перестал судить о людях по цвету кожи, но он стал
мне именно другом, и я его полюбил. Эзоп стал товарищем тех моих дней, стал
мне якорем в океане однообразных, пустынных канзасских небес, и без его
поддержки я ни за что не выдержал бы испытаний, через которые проходил потом
в течение следующих двенадцати или четырнадцати месяцев. Мастер - тот самый
мастер, который рыдал в темноте возле моей постели, - едва я поднялся,
превратился в жестокого надсмотрщика, который и швырнул меня в пучину
страданий, каких не вынесла бы ни одна живая душа. Сейчас, оглядываясь
назад, я сам не понимаю, как тогда выжил, как прожил потом столько лет и
могу теперь говорить о прошлом.
Настоящая работа началась, когда наша будущая жратва была вся впихнута
в грядки, на чем и завершился сезон полевых работ. Началась она в ясное,
майское утро на следующий день после моего дня рождения. Когда мы
позавтракали, мастер отвел меня в сторону и сказал шепотом:
- Соберись, малыш. Сегодня начнется потеха.
- Хотите сказать: закончилась? - сказал я. - Можете, конечно, поправить
меня, коли я ошибаюсь, но лично я в поле так напотешался, как разве что
когда играл в го с китайцем.
- Сев одно дело, это скучная, однако необходимая работа. А теперь нам
пора вспомнить о небе.
- Хотите сказать, вспомнили наконец, чего наобещали?
- Вот именно, Уолт, вспомнил.
- Серьезно, что ли?
- Еще как серьезно. Пора тебе переходить на тринадцатую ступень.
Справишься - к следующему Рождеству полетишь.
- Почему на тринадцатую? Я что, уже прошел двенадцать?
- Да. И каждую в соответствии с цветом полета.
- Ну, вы сильны гнать, хозяин. Ничего я такого не делал. Чего ж это вы
раньше не сказали?
- Я говорю только то, что тебе необходимо знать. Остальное тебя не
касается.
- Это ж надо! Двенадцать ступеней! А всего сколько?