"Лев Самойлович Осповат. Гарсиа Лорка " - читать интересную книгу автора

крестьян. Гражданские гвардейцы не успевали менять подковы своим коням,
преследуя Сафру и Кармону, но те только смеялись над ними. И все-таки
нашелся предатель, заманил их в засаду. Разбойники защищались как львы;
только мертвыми достались они гвардейцам, и те на радостях возили их тела
под дождем по окрестным селениям, показывая крестьянам. Дон Федерико
рассказывал и о вовсе недавних временах, когда по всем дорогам гвардейцы
гонялись за бандитами - правда, уже не такими благородными, как Сафра и
Кармона. "А помнишь, как тогда, на гумне?.." - говорил он дяде Франсиско,
когда тот приходил к ним вечером, и дядя задумчиво кивал головой. Оба брата-
были они в ту пору еще юнцами - укладывали снопы, помогая работникам, как
вдруг откуда ни возьмись двое незнакомых людей! Один из них был бледен, как
известка; держались они учтиво и попросили только воды да позволения
переночевать. Кому же в этом отказывают? Незнакомцы улеглись, остальные за
ними. Посреди ночи крик: "Лежать, и ни с места!" Поощренный лицом сына - рот
разинул, глаза словно блюдца, - дон Федерико рявкал так, что язычок пламени
в лампе начинал судорожно метаться. - Открываем глаза: фонари, ружья, черные
треуголки! Стали они обыскивать всех по очереди, дошли до наших гостей, и
тут все увидели, что один из них уже холодный. Он, оказывается, был ранен,
так и истек кровью. А второй стоял, прижавшись к стене, смотрел на свет, не
мигая, и, когда гвардейцы набросились на него, ни слова им не сказал, только
оскаливался. Увели они его, а нам всем сержант велел помалкивать о том, что
видели... После слышим вдали выстрел, за ним другой... А то вдруг
обнаруживалось, что и Фуэнте Вакерос, и другие селения, и даже сама Гранада,
о которой Федерико уже столько слышал, - все это когда-то принадлежало чужим
людям, маврам, и было отвоевано в жестокой войне. Рассказы матери об этой
войне походили на сказку, но в сказке всегда известно, кому надо
сочувствовать, кого ненавидеть, а тут иногда он не мог понять, за кого
мать - за испанцев или за мавров? И те и другие были храбры и великодушны, и
те и другие совершали великолепные подвиги. Конечно, хорошо, что мы их
победили, и все же Федерико тайком жалел злополучного короля Боабдиля,
который, навеки покидая Гранаду и в последний раз глядя на нее с одной из
окрестных гор, тяжко вздохнул и разрыдался. Так с тех пор эта гора и
называется "Вздох мавра". А тогда ведь никто не пожалел Боабдиля. Даже его
старая мать Айша, с презрением глянув на сына, сказала: "Что ж, оплакивай
теперь, как женщина, то, что не сумел защитить, как мужчина!" Битвы
заполнили дни Федерико. Он был кастилец Пульгар, прозванный Доблестным
Воителем. С пятнадцатью рыцарями он врывался ночью в мусульманскую Гранаду,
пробивался к самой мечети и приколачивал к ее дверям свой щит с написанной
на нем молитвой "Ave Maria". Потом он был мавр Тарфе. Сорвав щит с дверей
опозоренной мечети, он привязывал его к хвосту своей лошади и являлся во
вражеский стан, вызывая на поединок всех желающих. А затем он становился
рыцарем Гарсиласо де ла Вегой и опрокидывал мавра в честном бою. Его прыжки
и вопли утомляли донью Висенту. Отец усмехался: мужчина должен быть свиреп.
Нет, он не был свирепым. По вечерам, прежде чем уснуть, он воскрешал всех
убитых, усаживал побежденных пировать с победителями. Снова разгуливали по
дорогам бесстрашные молодцы Сафра и Кармона, и сыновья Марикиты - все трое,
один краше другого, смеясь, переступали ее порог.
8 У взрослых была своя игра: песня. Стоило матери начать вполголоса за
шитьем какой-нибудь романс - а знала она их множество, - и словно
приоткрывалась дверь, за которой происходили увлекательные события. Воевали