"Михаил Андреевич Осоргин. Свидетель истории" - читать интересную книгу автора

советовали, чтобы не выходить и до конца сопротивляться; мужчины же, а
поточнее, еще совсем мальчики и юноши возомнили обмануть бдительность и
пробиться, что лишь немногим и удалось. Предварительно же Ивану Ивановичу,
коего знавал лично, свои же ученики подстрелили из револьвера ногу за то,
что, поднявши белый плат, хотел за всех сдаться, жалея собственный дом.
А вслед засим было взорвано на воздух, но не вполне, Московское
охранное отделение, что в Гнездниковском переулке. А именно двое мальцов
подошли пешком под самые окна и бросили жестянки с динамитом, зажегши фитили
от раскуренных папиросок. После чего оба скрылись. Так что все рассказы о
налете на лихачах чуть ли не целым отрядом дружинников не соответствуют
действительности, о чем знаю достоверно.
Заграждения и баррикады видал лично и своими глазами повсеместно. Под
прикрытием рясы иерея, но и без должной опаски наблюдал на Садовой улице,
как десяток юных смельчаков с неописуемой дерзостью отбили у солдат пушку, а
что делать с той пушкой, не знали, почему и послали одного посмотреть в
Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, как отвинчивать замок, но
ответа не дождались, да так и бросили, вовремя убежавши. На другой день
будто бы раздобыли нужные чертежи, но уже нового случая отбить пушку не
встретилось.
Слыхал также, но без ручательства, что по снегу вдоль Тверского
бульвара катились двое в простынях, понеже на снегу менее приметно, в
намерении подкатиться этим способом к самому дому господина градоначальника
и взорвать. Однако докатиться не удалось, ибо, начав с неудобного конца,
приходилось катиться вверх.
Встретил на Арбате, близ Серебряного переулка, где церковь Николы
Явленного, отряд кавалеристов, и все ехали с ружьями наперевес, направляя
дуло в прохожую публику из опасения бросаемых бомб. Я же миновал
благополучно, поднявши кверху обе руки, как было приказано, а портфельчик
придерживая бородой на весу. Полагаю, и тут был спасен саном священника.
Офицер крикнул: "Эй, батюшка, сидели бы дома, а то не ровен час -
подстрелят!" Я же поспешил пройти мимо, избавясь от опасности.
На Пресню, однако, пройти в те дни не удалось, но и в самом городе
видел неубранные трупы убиенных, а посреди прочих старуху, очевидно к
беспорядкам непричастную, но солдаты из опасения стреляли без различия пола
и возраста.
Тюрьмы, сказывают, полным-полны, равно как и участковые помещения для
задержанных. Из других городов известия, что ничего особенного не
происходит, так что главным образом взволновалась только наша
матушка-Москва. На праздник Рождества Христова утихло, хотя народу в храмах
было помене обычного, не по неверию, а из опаски".
Перечтя записанное и подумав, отец Яков закончил так:
"Сей бурный и событиями несчастливый год закончился обильным пролитием
человеческой крови. Не мне, скромному созерцателю событий, изыскивать оных
причины. Потрясенная военными неудачами, больна и страждет духом наша
возлюбленная родина. И грядущее неясно! Возьмет ли верх благоразумие или
продлятся неурядицы и смятение? Одно скажу - пожелаем народу русскому
успокоения и возврата к мирному труду, основе благосостояния! И да извлекут
из проистекших достопамятных событий поучительные выводы и правящие и
управляемые!"
Тут опять задумался отец Яков, свидетель истории. В своих скитаниях он