"Михаил Андреевич Осоргин. Свидетель истории" - читать интересную книгу автора

свидетель истории. В мемуарах своих, конечно, поместит все, но это уже для
потомства, а не ради пустого разговора.
В девятьсот пятом году, перед самыми свободами,* великим любопытством
горел отец Яков. Всегда осторожный и осмотрительный, тут он позволял себе
заглянуть в такие места и такие квартиры, куда раньше не решился бы пойти.
На даче, под Москвой, спал ночами в одной комнате с человеком таинственным,
наверняка - нелегальным, а может, и террористом - такое было время. Впрочем,
на даче почтенной, у земляка и старого знакомого, большого либерала,
помогавшего революционерам. Таинственного человека звали Николаем
Ивановичем, и спал он не раздеваясь, даже и башмаков не снимая, у открытого
окна, которое выходило на огород, а дальше - пустырь до самого леса.
Укладываясь спать, подолгу беседовали; отец Яков рассказывал, коротко,
немногословно и без ярких красок, об уральских лесах и о верховьях Камы, как
он там нашел русское племя, которое и про Бога не знало, и даже браков не
имело,- так, жили, кто с кем хотел, и никому не молились. А его собеседник,
оказывается, знавал и эти места, и много других подобных, и сибирскую тайгу,
но почему знал - не рассказывал, а отец Яков, конечно, не выспрашивал.

* Перед самыми свободами...- здесь: 17 октября 1905 г., дня выхода
высочайшего Манифеста.

Иногда Николай Иванович подшучивал над отцом Яковом:
- Вот заберет вас ночью полиция, святой отец, и будем мы вместе сидеть
в тюрьме. Там, бывает, неплохой борщ дают.
- Меня забирать не за что, я - лицо духовное, светским не занимаюсь. Да
и вас за что же трогать - вы человек достойный и почтенный.
- А зачем вы по свету бродите, отец Яков? Что вас носит?
- Брожу, по разным малым делам хлопочу. Ну, и так смотрю. Жизнь-то,
Николай Иванович, лю-бо-пытна! Все суетятся, и каждому хочется, чтобы вышло
по его.
- А вы, значит, со стороны смотрите?
- Я смотрю - никому не мешаю. Мне все интересно.
- А может быть, вы - опасный человек, отец Яков? Чем вы подлинно
занимаетесь - никому не ведомо.
Отец Яков отвечал немного обиженно, но степенно:
- Дурным делом не занимаюсь, и многие меня знают. Болтать не болтаю, а
и скрывать нечего. Если же кто не доверяет - не нужно со мною, с попом,
водиться. Кто верит - тот и верит, насильно же ничьей дружбы, ниже доверия,
не ищу.
- Я верю, отец Яков, вы не обижайтесь, я пошутил. Я знаю людей, много
среди них околачивался. Тоже ведь и я про свои дела язык не распускаю.
- Ну вот и прекрасно.
За три дня сожительства под одним гостеприимным кровом так подружились,
что даже поменялись обувью. Отца Якова, по летнему времени, прельстили новые
легкие штиблеты Николая Ивановича, а тому оказались как раз по ноге, и
впору, и удобны поповские полусапожки.
По вечерам, за долгим чаем, Николай Иванович читал наизусть стихи -
Пушкина, Некрасова, Алексея Толстого, а отец Яков слушал с восхищением.
Также слушал, сам порою подпевая, церковные молитвы и песнопения, которые
Николай Иванович исполнял удивительно. При цыганских же романсах скромный