"Фаина Марковна Оржеховская. Шопен " - читать интересную книгу автора

В буфете за одним из столиков он увидел свою старшую сестру и молодого
юриста Каласанти Ен-жеевича. Людвика издали поманила брата. Она была очень
хороша, об этом можно было догадаться и не глядя на нее, достаточно было
взглянуть на Енджеевича. Этот высокий, широкоплечий и серьезный юноша
всецело зависел от Людвики, и хоть он что-то объяснял ей, а она внимательно
слушала, этот разговор был для него гораздо важнее, чем для нее. И Фридерик
при его нервном, напряженном состоянии заметил это. Впрочем, Каласанти был
его приятелем, и кое о чем Фридерик уже догадывался.
- Что касается меня, - сказал Енджеевич, продолжая разговор с Людвикой,
но кивнув в сторону Шопена и Яся, - то я окончательно убедился: в музыке
началась новая эпоха. Мы ее предчувствовали - и вот: Паганини открыл ее в
звуках скрипки!
- Теперь остается только ждать преобразователя фортепиано, - и
Каласанти посмотрел на Шопена.
- В чем же заключается это новое? - спросил Матушиньский.
- Раньше, как мне кажется, композиторы больше увлекались общими идеями.
Теперь они начинают интересоваться подробностями нашей внутренней жизни.
Подробностями-вот в чем дело!
- Но тогда уместнее обратиться к оркестру! - заметила Людвика, -
инструменты разнообразны - вот и подробности!
- Нет, - оказал Енджеевич, обратив на нее сияющие глаза. - Не все
музыканты умеют извлекать из своих инструментов заключенные в них богатства.
Паганини показал нам сегодня, что такое скрипка. До сих пор мы не имели
представления о ней.
Все это было верно и умно, но и это не выражала полностью мысли
Каласанти. У него было более верное мнение, но он хранил его про себя. Он
должен был бы сказать: до сегодняшнего вечера я любил Людвику, но еще не
знал ни ее, ни глубины своего чувства. А Паганини показал мне, как она
прекрасна и как я предан и верен ей!
И если бы Паганини услыхал подобный отзыв о своей музыке, выраженный
именно так, то это порадовало бы его больше, чем все неопределенные похвалы
почитателей и пространные описания рецензентов.
Так думал Фридерик, возвращаясь на свое место. Уже кончился антракт,
люди спешили на свои места. Кто-то торопливо пробежал мимо, задев Фридерика.
Две хорошенькие девушки спешили к своему месту. Одна из них сказала:-Ах,
боже мой, нас могут не пустить, а ведь каждый звук дорог!
Но панны благополучно уселись на свои места, а Шопен чуть не опоздал
вернуться в ложу. Панна, которая боялась пропустить хоть единый звук музыки
Паганини, была одета в черное шелковое платье, и, это чудесно оттеняло
ослепительную белизну ее лица и шеи. Глаза у нее были большие и синие, черты
лица тонкие и нежные, голос необыкновенно музыкальный. И вообще трудно было
предположить, что она родилась от женщины. Вторую панну он почти не заметил.
И пока Паганини не появился вновь на сцене, Фридерик не спускал глаз с
девушки в черном. Она сидела в шестом ряду, и из ложи ее было хорошо видно.
Вот она повернулась в его сторону. Шопен все еще глядел на нее. Но Паганини
уже показался из-за кулис, встреченный оглушительными рукоплесканиями.
Через несколько дней Фридерик принес Эльснеру фортепианный этюд и
сыграл его. Этюд вполне отвечал своему назначению - укреплять беглость
пальцев. - Ну-ка, повтори! - потребовал Эльснер. - Чудесно! Звуки сыплются,
как из рукава. Но скажи однако: когда ты его сочинял, ты имел в виду только