"Фаина Марковна Оржеховская. Шопен " - читать интересную книгу авторасмычком. Крупные капли пота текли по его худым щекам и по носу, волосы были
мокры. Глаза, сверкавшие во время игры, теперь погасли. Видно было, что он смертельно устал. А ему еще предстояло второе отделение, а перед ним антракт, во время которого придется отвечать на многочисленные приветствия. Эльснер сказал Фридерику: - Хочешь, пройдем к нему за кулисы? - Мне кажется, лучше дать ему отдохнуть перед вторым отделением, - ответил Фридерик. - Что ты? Он смертельно обидится, если узнает, что не все варшавские музыканты были у него! Эльснер был прав, Паганини едва держался на ногах от усталости, но с замиранием сердца ждал посетителей. Он должен был услышать похвалы себе, должен был видеть хотя бы тех, кто сидел в первых рядах в зрительном зале. И хоть он знал, что успех велик, и не допускал иной мысли, ему необходимо было услыхать подтверждение этого от людей, пришедших к нему. Выпив стакан лимонаду и обтерев фуляром волосы, он стал глядеть на дверь, где уже толпились нетерпеливые почитатели. Фридерик проводил Эльснера до кулис, а сам спустился в фойе. Он был весь под впечатлением игры и не хотел видеть измученного человека, который с трудом теперь спускается с высот на землю и говорит разный вздор, ибо о чем можно говорить с толпой, набившейся к нему в артистическую? И что он может сказать после того, что высказал на эстраде? Жестокое это обыкновение навещать музыкантов в антракте! Фридерик охотно остался бы один, но это было невозможно. В фойе толпился народ, все говорили о Паганини. И никто, ни один человек, не мог оказать, что же именно потрясает в его игре. Музыканты употребляли специальные термины, и со стороны можно было подумать, что игра Паганини их "Божественно!", "Бесподобно" - и это звучало фальшиво и холодно. А между тем и те и другие были глубоко взволнованы. Сам Фридерик чувствовал себя немым. Единственный человек, который был ему сейчас приятен, - Тит Войцеховский стоял где-то в другом конце, среди студентов-любителей. К Фридерику подошел Марцелл Целиньский. - Что скажешь? - спросил он с насмешливым удивлением, - на какой скрипке играет этот злодей? Клянусь, я готов поверить, что эту скрипку подарил ему черт, а струны закляла ведьма! - Фридерик натянуто улыбнулся. Опять черти и ведьмы - постоянные атрибуты ходячих легенд о Паганини! Целиньский повторял уже по инерции то, что говорили другие. - У него в руках очень хороший Гварнери, - сказал Фридерик, - остальное - дело его мастерства! - "Как сухо и холодно я говорю об этом!" - подумал он тут же. Целиньский насупился: - Конечно, эти россказни несерьезны. Я просто думаю, что обе руки у него одинаково развиты, да и, наверное, работает, как... черт! Вот видишь, без черта не обойтись! - Он засмеялся и пошел дальше. Фридерика нагнал Ясь Матушиньский. Он тоже был взволнован и даже потрясен. - Знаешь, что я тебе скажу, - начал он с видом человека, сделавшего важное открытие, - талант - талантом, а у него все дело в особом строении мышц - Ясь уже целый год учился на медицинском факультете и судил о вещах по-своему. - Ну и что же? - сказал Фридерик рассеянно. - Разве в этом дело? Впрочем, не слушай меня, я сегодня глуп. Его нервы были напряжены, и он все ждал чего-то, не меньшего, чем игра Паганини. Он взял Яся об руку, чтобы загладить свою неприветливость. |
|
|