"Свен Ортоли, Никола Витковски. Ванна Архимеда (Краткая мифология науки) " - читать интересную книгу автора

Прежде всего картина мира: например, та, в которой словарь Робера
определяет науку как "точное, универсальное, истинное знание, выражаемое
законами". Это все та же идея гигантского конструктора Вселенной, деликатные
механизмы которой мы способны разобрать или вычертить.
Затем судьба - раскрывать тайны Вселенной. Однако почти все нынешние
исследования представляются больше ориентированными на возможности
какого-либо воздействия на природу, чем на понимание ее законов. Понимать
или действовать? Мы уже давно отдаем предпочтение второму. "Во времена моей
юности, - писал биолог Эрвин Шаргафф, - боевым кличем служило знание, а
сегодня молодые ученые чаще взывают к силе".
Далее противоречие: кажется, будто рациональное мышление относится
исключительно к природе. Оно отбрасывает все, что в природе не проявляется,
в сферу религии или мифов. Но ведь научная истина - это еще не вся истина о
мире. Миф для того и существует, чтобы сказать нечто такое, что не может
быть сказано иначе.
И наконец. скандал: о каком чистом и беспристрастном исследовании можно
говорить в исторический период, который видел две мировых войны, Хиросиму,
череду экологических катастроф и грозный призрак генетических манипуляций?
Подобного рода сомнения входят важным компонентом в состав того клея,
что обеспечивает цельность научных мифов. Оно отнюдь не ново ("знание без
сознания...") и достигло зрелости еще во времена Рабле. "Змея, символ
познания, покорила всю землю, - пишет философ Эрнст Юнгер, - и возникает
вопрос: а не прячется ли она за наукой?" То же можно спросить и о символе
дьявола. Один писатель сумел выразить общую тревогу точнее прочих, и
благодаря ему мы кратчайшим путем приходим к трагедии Франкенштейна. В 1860
году Томас Лав Пикок вложил в уста преподобного отца Опимиана, персонажа
романа "Усадьба Грилла", такие слова: "Я пришел к мысли, что конечным
предназначением науки является истребление человеческого рода". В
подтверждение этому выводу Пикок, друг поэта Шелли и его жены Мэри
перечислял вразнобой всевозможные беды своего времени: пожары на пороховых
фабриках, взрывы корабельных котлов и метана в шахтах, совершенствование
револьверов, ружей и пушек, отравления отходами, загрязнение Лондона до
такой степени, что "скоро ни одно живое существо не сможет вздохнуть
безнаказанно", безработица, вызванная внедрением сложных машин, разрушающих
ремесла и притягивающих людей в города. Но превыше всего он проклинал
катастрофы и кораблекрушения, причину которых видел в безумном пристрастии к
скорости, "столь обычном среди тех, кто уж совершенно точно не найдет чем
заняться по завершении гонки, и все равно несется, словно Меркурий с личным
письмом от Юпитера".
Откуда эта грустная филиппика? В 1819 году Пикок поступил на службу в
Восточно-Индийскую компанию, извлекавшую прибыль из следующего треугольника:
опиум с плантаций в Бенгалии, чай, покупаемый у китайцев - потребителей
опиума, деньги, получаемые от англичан - любителей чая. Пикок быстро
поднимался по служебной лестнице, пока не достиг к 1836 году завидного
положения главного инспектора. В этом качестве он активно внедрял канонерки
новой серии, украшением которой в 1840 году стала "Немезида". Изящная,
шустрая, маневренная благодаря двум моторам по 60 лошадиных сил, с небольшой
осадкой, позволяющей подниматься по рекам, и главное - с неожиданно мощным
для ее размера вооружением: десять малых пушек, две - 32-го калибра, мортиры
и даже реактивный бомбомет. Все это тщательно упаковано в броню. Одним